Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

На стене – безо всякого звука – появляются красные брызги.

Камеры медленно сползает вниз, упираясь в пол. Затемнение.

Темная ночь, две фигуры в свете фонаря. Наталья плачет, Лоринков неловко гладит ее по спине, дорога пустая. Все еще обнимая девушку, он поворачивает ее, и идет с ней в сторону ближайшего дома. Стук в ворота, лай собаки. Пауза, дверь открывается, мы видим типичного сельского молдаванина – добряка, любителя выпить, полного, глаза веселые. Лоринков и Наталья стоят несколько минут – из-за шума ветра мы не слышим разговора – после чего заходят.

Ворота закрываются.

***

Комната с узкими цветастыми коврами.

Камера все показывает медленно, взглядом уставшего человека, который думал уже было, что переночует в поле, но чудом попал к людям.

Наталья, – жалкая, с красным носом и глазами, выглядит отвратительно, как и все женщины, которые плакали, – сидит на кровати, пьет чай из большой кружки. На стене – традиционный набор. Фотографии, вымпелы, значки, и – примета охотника – ружье. Лоринков сидит у печки, греет ноги. Хозяина нет, – можно показать, как он бредет по двору к подвалу с кувшином, – и возле Натальи стоит крестьянка лет 65, глаза добрые, красивые, хоть и морщинистые, а вообще она, конечно, некрасивая (красивых пожилых крестьянок не бывает, поишачьте на земле 50 лет, и я на вас погляжу – прим. В. Л.). Стоит пригорюнившись. Ловит взгляд Натальи, говорит:

– Побил, небось?

– Извините, я не говорю по-румынски, – говорит Наталья.

Дальше разговор так и идет: Наталья на английском, бабуська – на румынском.

– Ну ничего, значит доля такая твоя, терпеть, – говорит старушка.

– Извините, я вас не понимаю, – говорит, улыбнувшись, Наталья.

– Мой тоже, бывало, выпьет, я его пилю, пилю, – говорит старушка, усевшись на край постели.

– А он бедняга, как не выдержит, да как даст мне в ухо, – говорит старушка, показывая на ухо.

– Говорить громче? – говорит Наталья.

– Но я же все равно говорю по-английски, – говорит она.

– Вот я и говорю, терпеть надо, – говорит старушка.

– Доля наша женская, обычная, – говорит она.

– Эх, сколько глупостей по молодости делаешь, – говорит она.

– Эвон, знать бы все с молодости, умнее бы была, по-другому бы себя вела, – говорит она.

– Да, конечно, – говорит Наталья.

Треск пламени. Лоринков, улыбаясь, слушает этот удивительный диалог. Наталья, как типичная американка, не выдерживает молчания. Говорит:

– Здесь очень мило, классно, – говорит она, выговаривая слова отчетливо, как если бы это что-то меняло.

– Ну а что делать, ты в церковь сходи, поплачь, легче-то и станет, – говорит старушка.

– Вы давно здесь живете? – говорит Наталья, показывая рукой на дом.

– Да, богатый, – говорит старушка, – всей семьей строили.

– Ну так и ты заканчивай по дорогам-то шляться, – говорит она.

– Замуж выходи, да стройте дом, – говорит она.

– Кольца-то не вижу, – говорит она.

– Главное это СЕМЬЯ, – говорит она.

– Мы в браке уже 50 лет и мы счастливы! – говорит она.

Показывает руку с обручальным – как в Молдавии положено, массивным и огромным просто, – кольцом. Это Наталье понятно, она смотрит на свою руку без кольца и пожимает плечами. Старушка осуждающе качает головой.

– Да расписаны мы, расписаны, – говорит Лоринков на ломанном румынском.

– Свадьбу просто еще не устраивали, как полагается, – говорит он.

– Вот в село к своим и едем, – говорит он.

Старушка одобрительно кивает головой. Наталья растерянно – она не понимает ничего – улыбается.

Дверь раскрывается, в проеме возникает хозяин с кувшином.

Крупным планом – красное вино льется в стаканы.

Четыре стакана, две руки – молодые, две – морщинистые, старые.

Лица всех четверых после первого стакана. Они, говоря прямо, выглядят удовлетворенными. Потом еще сдвинутые стаканы. Стол с едой… Затемнение.

Крупно – Наталья и Лоринков стоят на пороге комнаты. Лица растерянные. Дверь за ними закрывается. Поворачиваются друг к другу.

– Не мог бы ты лечь на полу? – спрашивает Наталья.

– Это крестьянский дом, – говорит Лоринков.

– Izba – говорит он.

– Тут полы на земле прямо, – говорит он.

– Но… – говорит Наталья.

– Слушай, ты не слишком много значения этому придаешь? – говорит Лоринков.

– Ну… – говорит Наталья.

– Господи, какие вы, евреи, зануды, – говорит он.

Пожав плечами, проходит на другой конец комнаты, ложится со своей стороны кровати. Наталья сердито говорит:

– Между прочим, мы, ев… – говорит она.

– Половину золота мне, – говорит Лоринков, вспомнив о чем-то.

– Нет, – говорит Наталья.

– Уговор есть уговор, – говорит она.

– Пять штук зелени за сорок тонн золота?! – говорит Лоринков, рассмеявшись.

– Пять штук зелени? – говорит недоуменно Наталья.

– А, не бери в голову, – говорит Лоринков.

– Бери в рот, – говорит он.

Общий план постели сверху. Оба одетые. Наталья сердито глядит в потолок. Лоринков тихо смеется своей пошлой шутке. Общий план комнаты, где были посиделки. Остатки еды на столе, на заднем плане хлопочет старушка.

Затемнение.

***

Камера отъезжает от стола с едой. За столом Иеремия, отламывает себе кусок хлеба, жует, поворачивает голову. Он смотрит в сторону постели, на которой сидят крестьянин с женой. Они сидят как перед фотографом: руки на коленях, прямая осанка. Похожи на меннонитов, которые решили сфотографироваться всей семьей, и папа с мамой уже сели, а 123 ребенка запаздывают.

Перед ними – Натан с ружьем.

– Ну что там, Натан? – говорит Иеремия.

– Зреют, – говорит Натан.

Пауза. Крупно стена, значки, вымпелы, фотографии. Место от ружья на ковре – выцветшее. Крупным планом – только они. Во время разговора глядят в камеру, друг на друга не посмотрели ни разу. Крестьянин очень тихо и спокойно – с достоинством – говорит жене (говорят по-румынски). Они вообще говорят с достоинством. Как два вождя сиу, которые решают – открыть сезон охоты на бледнолицых дьяволов или нет.

– Аурика, тебя не убьют, меня убьют, – говорит он.

– Как все кончится, поищи вот что, – говорит он.

– У печки, в шкатулке, лежит золотой браслет. Помнишь? – говорит он.

– Помню, Корнел, – говорит жена.

– Помнишь, мы собрались подарить его Нине, твоей племяннице, на ее свадьбу, которая состоится на следующей неделе, – говорит он.

– Помнишь, Аурика? – говорит он.

– Помню, Корнел, – говорит она.

– Ты, конечно, не будешь дарить его Нине, – говорит он.

– Конечно, нет, Корнел, мы же решили, что оставим этот браслет себе, потому что он слишком хорош для Нины, – говорит она.

– Да, это хорошо, что мы так решили, потому что тебе нужны будут деньги на мои похороны, – говорит он.