Борис Штейн - Контрафакт

Однажды Лешки не было на работе, и Вадик курил один. Но тоже – с кофе. Прихлебывал, степенно пуская дым, – важничал. Леонид Петрович, случайно застав его за этим занятием, едва сдержал улыбку.

И вдруг в последний предканикулярный день Вадик вернулся с перекура – туча тучей. Вали в это время рассматривала какой-то яркий глянцевый журнал. Моды пополам с умеренной эротикой.

– Вадик, как тебе? – спросила она игриво. Роскошная шоколадная красавица занимала целый разворот. Недонадетое ажурное белье выигрывало на коричневом фоне. Упавшая на почти открытую грудь капля шампанского была так соблазнительна, что хотелось ее слизнуть.

– Нравится? – продолжала Вали. – Скажи как мужчина.

– Нравится, но ты, Валичечка, лучше, – мертвым голосом отозвался Вадик, и уселся на свои пачки, и уткнулся в газету, не читая.

– Что случилось? – спросил внимательный Леонид Петрович. Но спросил не слишком серьезно и не слишком участливо: дескать, может быть, ты ушибся. Или насморк, там, подхватил – вот и спрашиваю.

– Леонид Петрович, – сказал побледневший и помертвевший Вадик, – если что надо принести, вы скажите, я принесу моментально, вы же знаете. И все сделаю в лучшем виде.

Так гордо у него получилось: я, мол, свое дело знаю, а остальное не имеет значения! Но в глазах плескалась паника. А Леонид Петрович догадывался, в чем дело.

К концу дня, когда активность упала почти до нуля, Леонид Петрович сказал Марине:

– Ты побудь тут без нас, мы пойдем, покурим.

Марина кивнула.

– Оденься, – сказал он Вадику, – погуляем немного.

Вадик потянулся за курткой.

Они вышли на улицу и побрели вокруг «шайбы» – мимо салонов мебели и спортивной одежды, мимо ночного клуба и торговой фирмы «Ковры» – спортивный комплекс в коммерческой жизни был многолик.

Некурящий Леонид Петрович засмолил за компанию сигарету и спросил, пустив первый дым:

– Ну и что ты, Вадик, психуешь?

– Ничего, – чужим голосом ответил Вадик. – Я не психую. Ничего. Все в порядке.

– Иди ты! – не поверил Леонид Петрович.

Народу с противоположной клубу стороны было немного, можно сказать, совсем никого и не было, никто не мешал им беседовать, разве что усиливающийся снег. Снег, впрочем, тоже не мешал: не холодил и даже успокаивал монотонностью падения.

– Как же, не психуешь, – сказал Леонид Петрович, – психуешь, психуешь, что я, не вижу? И я скажу тебе, почему: Лешка не берет тебя в машину ехать домой. Так?

Вадик долго молчал, сосредоточившись на сигарете. Но что в ней разглядишь интересного? Горит, горит да и сгорает вся до фильтра. Вот и сгорела, Вадик откинул ее от себя, потому что искать урну не был приучен. Откинул сигарету и заговорил с большим волнением:

– Вот в детстве – как было: утром все собираются: Лешка – в школу, я – в садик, мамка с папкой – на работу. Ну, все собрались, мамка опаздывает, меня на санки усаживает, говорит Лешке: «Вези его в садик!» А Лешка тоже не успевает тогда к первому уроку, если меня повезет. Ну мамка говорит: «Если ты опоздаешь, поругают и все.

А если я опоздаю, меня с работы выгонят. На что я тогда буду вам все покупать?» Ну Лешке что остается делать? Везет. Ворчит про себя что-то, а везет. Потом от обиды санки подтянет к себе и меня валенком по бокам: «Вот тебе, вот тебе, все из-за тебя!» А потом все равно довезет, разденет, мое верхнее спрячет в шкафчик и тогда уже бежит в школу.

Вадик опять полез за сигаретами, предложил и Леониду Петровичу, но тот отказался: только что курили. А Вадик закурил, закашлялся отчего-то, а откашлявшись, продолжал:

– Вы поймите, Леонид Петрович, я же в жизни всегда был при Лешке, мы же братья! Он для меня… Ну, как сам я. Он другой раз лучше меня знает, что мне нужно. А здесь, в Москве, как-то все перемешалось… Я ведь часто хожу к ним по вечерам: телевизор посмотреть, то да се… Нет, Лешка принимает меня, ничего не скажу, как брата, но ночевать не предлагает! Да я и сам не останусь: комната одна, они с Манькой там… Неудобно. Но ты предложи брату! Ты предложи, а брат откажется, но будет знать: ему предложили, а он отказался! Так нет. Один раз даже говорит: «Смотри, Вадик, на метро опоздаешь».

Он горестно замолк, опять принялся изучать сигарету.

– И ведь ничего толком не объяснил, сказал, Вову толстого в Брянск сперва повезет, там знакомый джип продает. Вове нужен джип, а для брата места не хватило. Он с женой вроде поедет, Вова… А с Брянска – на джипе.

Леонид Петрович понимал Вадика, да и любой бы понял. И он решил помочь своему грузчику разобраться, как говорят военные, в сложившейся обстановке.

– Так, говоришь, возил тебя в садик на саночках? – строго спросил Леонид Петрович.

– Возил, – охотно подтвердил Вадик.

– Ну и что же ты думаешь, он до конца дней так и будет тащить твои саночки? Так не бывает.

– Почему до конца дней? – безучастно спросил Вадик.

– Тебе сколько сейчас?

– Двадцать семь, – ответил Вадик, – будет первого мая. Я первого мая родился.

– Видишь, какой ты счастливый, – улыбнулся Леонид Петрович, – родился первого мая! Все – кто когда, а ты первого мая угодил… Но ведь двадцать семь лет – это немало. Это уже не отрок, не юноша – мужчина. Стало быть, должен планировать свою жизнь самостоятельно, не цепляться за старшего брата, как за мамкину титьку! Вот запомни навсегда: ты должен быть в своих мыслях от Лешки независим.

– Мыслям не прикажешь, – возразил Вадик, который очень внимательно слушал своего шефа.

– Прикажешь! – отчеканил Леонид Петрович. – Это я тебе как бывший офицер говорю. Захочешь – прикажешь.

Вадик вздохнул и в сомнении покачал головой. А Леонид Петрович продолжал:

– Я все-таки и с Лешкой твоим какое-то время поработал, и с тобой вот… И кое-что про вас обоих понял, и давай разложим все по полочкам. Вы хоть и родные братья, но – совершенно разной… как бы точнее выразиться… закваски. Лешка – человек, природой одаренный. У него золотые руки, ты сам знаешь лучше меня. У него быстрый и пытливый ум. Если бы у него с детства была другая установка, он бы мог стать, например, ученым в какой-нибудь области. И в какой бы области ни работал – многого бы добился. Я прав?

Вадик кивнул. Лешка? Лешка бы добился!

– Кроме того, – продолжал Леонид Петрович, – у Лешки быстрые реакции и авантюрный характер. Он ставит на кон все. Легко и быстро взлетает и так же легко падает.

– Теперь не упадет, – возразил Вадик. – Теперь Манька на нем!

– Может быть, ты и прав, – задумался Леонид Петрович. – Может быть, может быть… Да. Так вот, ты, Вадик, совсем другой человек. У тебя такой кипучей инициативы, как у Лешки, нет. Может быть, потому, что всегда следовал за братом, как ведомый за ведущим. А может быть, просто природа не наделила тебя Лешкиными качествами. Отдала все старшему. Младшему не досталось. Но зато у тебя есть другие качества: трудолюбие, основательность, рассудительность. И ты с этими качествами вполне можешь жить достойно и независимо. И не цепляйся к Лешке. Он свой братский долг выполнил, в Москву вытащил, квартиру нашел, на работу устроил. Дал тебе первоначальное ускорение, а теперь – лети самостоятельно. Да, он едет с Вовой. У него с Вовой дела. И чем дальше, тем больше будет у него деловых, связей. А и пусть. А ты не болтайся под ногами. Живи сам. Собрался ехать домой – купи билет на поезд. Телевизор посмотреть – смотри дома. Я могу тебе отдать свой черно-белый. Он без дела стоит. И все, Вадик, и все! И обиды на брата никогда не будет, а изредка, по приглашению, будешь осчастливливать его своим визитом. Или он тебя, Вадик, или он тебя… Дай-ка сигарету.