Йоханнес Зиммель - История Нины Б.

— Черт побери, разумеется! — сказал я и хлопнул себя по лбу, разыгрывая из себя озабоченного человека. — Это просто отвратительно, но я не взял с собой наличные. Ты можешь записать это на мою фамилию?

— Конечно, — улыбнулся Пауль. — Заплатите, когда еще раз приедете.

— Спасибо, Пауль.

— Не за что. Доброго пути! — крикнул он и помахал мне, когда я выезжал со станции.

Часы показывали 19.16. И маленькая Микки была уже в большей безопасности. Я же проехал еще одну часть моего пути к Нине. А Юлиус Бруммер уже был на шаг ближе к своей смерти.

Я еще раз остановился в каком-то глухом переулке и опять переоделся. Дешевый коричневый костюм и зеленый галстук я забросил в дешевый чемодан. Затем я снова поехал к зданию главного вокзала, точно так же поставил свою машину рядом со знаком, запрещающим остановку, и опять помчался в камеру хранения, где второй раз за день сдал свой чемодан. Держа в руках синюю квитанцию, я побежал назад к машине. Часы показывали 19.31. Через полчаса я должен занять свое место в кинотеатре, в противном случае все задуманное сорвется. Я плюхнулся в машину и нажал на стартер. Затем еще раз. И в третий.

Двигатель не заводился.

Я испробовал все. Я полностью вытащил рукоятку газа и до пола вдавил педаль. Я поворачивал ключ газа то в одно, то в другое положение.

Двигатель просто не хотел заводиться.

Я начал молиться, крутя всяческие ручки и двигая рычагом сцепления. Руки стали скользкими от пота. Пока я молился, я думал о том, что Бог вряд ли услышит меня, так как я готовил убийство, а может быть, и услышит: ведь это было не подлое, это было необходимое, можно сказать, порядочное убийство. «А разве бывают на свете порядочные убийства? — думал я, отчаянно нажимая на педаль газа. — Нет, таких не бывает». И я, перестав молиться, начал все проклинать. И тогда-то мотор завелся.

Я опять поехал в сторону Рейна. Теперь улицы были пустынны, и я проехал знакомый путь за восемь минут. В 19.46 я остановился с выключенными фарами перед красивой виллой Юлиуса Бруммера.

Я выскочил из машины и открыл кованые ворота. Теперь свет горел во всех окнах, а там, где окна были затянуты шторами, он пробивался сквозь щели между ними. Я вел «Кадиллак» как можно тише по усыпанной галькой дорожке в сторону гаража. Перед отъездом я вставил в щель задвижки на воротах гаража спичку. Когда я открыл ворота, спичка упала. Значит, здесь никого не было. А может быть, здесь все же кто-то побывал, заметил оставленную мной спичку и установил ее на старое место… Силы у меня были уже на исходе, мне стало не хватать воздуха, и заболела голова, перед глазами появились огненные круги.

Назад в машину. Машину в гараж. Ворота гаража прикрыть. По дорожке к воротам парка. И опять я услышал лай старой собаки и увидел силуэт Милы в освещенном окне ее комнаты, а пока запирал ворота парка, услышал тонкий старческий голос:

— Кто там?

Я ринулся в темноту аллеи. Ничего страшного, если Мила все-таки увидела тень, похожую на мою, в этом ничего страшного не было…

Я помчался назад к маленькому кинотеатру, от бега у меня защемило сердце, голова просто раскалывалась от боли, а часы показывали уже 19.53. На последнем дыхании я вбежал во двор позади зрительного зала и в страшной спешке опять снял ботинки. И тогда увидел парочку. Она стояла прямо перед выходом из кинотеатра. Молодые люди целовались. Это были влюбленные. Они просто стояли и целовались, она обняла его, а он обеими руками держал ее голову.

Я прижался к поросшей мхом стене заднего двора, а они продолжали целоваться. Он что-то говорил. А потом они опять стали целоваться, и стояли они прямо перед выходом из кино…

— Уходите, — беззвучно говорил я им, — уходите, уходите, уходите.

Но они целовались и обнимались, к тому же какая-то кошка, мяукая, пробежала через двор.

19.56. 19.57.

— Нет, — сказала девушка. — Я не могу.

— Можешь, — сказал мужчина, — можешь, если ты меня любишь. Если нет — значит, ты не любишь меня.

— Но я еще никогда этого не делала, — сказала девушка.

— Если ты не хочешь, так и скажи, — сказал мужчина.

— Нет, хочу, — сказала девушка, — хочу, хочу, хочу.

Мужчина положил руку на ее плечо, и они направились прямо ко мне. Я еще плотнее вжался в стену, и они прошли мимо, не заметив меня, а девушка сказала:

— Ты ведь первый…

В одних носках я побежал через двор и узкий коридор. Когда я входил в зал, отвратительно пахнувшая красная бархатная портьера коснулась моего лица. Фильм еще шел — да он еще шел. Пригнувшись, я проскользнул на свое место. Кресло заскрипело. Я зачесал назад волосы, протер глаза от пота и постарался дышать спокойнее. А на экране как раз каралось зло, и вознаграждалось добро, и вовсю торжествовала справедливость, наперекор всем преградам.

Наконец зазвучала музыка, и в зале зажегся свет.

Рыжеволосая девушка-билетерша вошла в зал и сказала:

— Выход справа! — Она указала дорогу малочисленным зрителям и при этом еще раз встретилась со мной взглядом. И тогда я спросил:

— Неужели нам действительно нечем заняться?

Она откинула голову назад и сказала, обращаясь к красному плюшевому занавесу:

— Парни в этой стране так самонадеянны, что просто тошно становится!

Чтобы она лучше меня запомнила, я, выходя из зала, опять положил руку ей на бедро, а она опять хлопнула по ней своей рукой, но на этот раз улыбнулась.

Домой я шел очень медленно. Теперь мне некуда было торопиться. Я шел вдоль Рейна, смотрел на огни на другом берегу и на корабль, проплывавший по темной глади воды. Люди на корме пели веселую песню под аккордеон. Я вдыхал осенний, пахнувший дымом воздух и радовался лету, которое обязательно наступит после зимы, так как летом Юлиус Мария Бруммер будет уже мертв. «Это должно быть хорошее лето, — думал я, — доброе лето для маленькой Микки, и для ее отца, и для Нины, и для меня. Все образуется лишь тогда, когда Юлиус Бруммер будет мертв».

Теперь я чувствовал себя очень уставшим. Когда я поднимался по винтовой лестнице в свою маленькую квартирку над гаражом, ноги у меня болели. Когда я открыл входную дверь, на полу комнаты я увидел письмо. Очевидно, кто-то просунул его под дверь. Я покрылся испариной — это был почерк Нины. Я вскрыл конверт, и из него выпал листок. Я начал читать:

«Мне обязательно надо с тобой поговорить. Завтра во второй половине дня мой муж поедет к адвокату. Будь в 15.30 у нашего корабля».

Я сел на кровать и прижал письмо к лицу в надежде, что от него повеет духами Нины; но почувствовал лишь запах бумаги и подумал: Нина опять стала писать письма. Потом я посмотрел через окно на окно ее комнаты. Нина стояла за занавеской, я видел ее силуэт. Очевидно, она ждала меня. Я заметил какое-то движение в ее комнате, и сразу же после этого там погас свет. Я тоже выключил свет в своей комнате. И это действие связало меня с ней какой-то внутренней нежностью, как будто в созданном мной полумраке мы лежали с ней в обнимку под теплым одеялом в одной постели, защищая друг друга, соединившись на одну ночь.