Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму

В двадцать пятом надеялся, а в тридцатом уже уяснил: «Да, власть Советов штука прочная». Возврата к тому самодержавному, которому он многие годы был всеми силами предан, нет, и не предвидится.

После службы он возвращался домой в невеселом и даже в угнетенном состоянии, садился за стол ужинать. Жена Ксения Алексеевна подавала ему вкусные блюда собственного приготовления, и он ел и топил свою безудержную тоску по прошлому в сухом вине местного приготовления.

По ночам ему снились сны. То видел он во сне царский выход из Успенского собора, то ялтинского градоначальник, который приехал во дворец, сопровождая царскую особу вместе с другими. То, якобы, он был на приеме царицы в Ливадийском дворце, и многое другое, но — связанное с царским режимом и прошлым. В душе он ненавидел Советскую власть. Она была ему противна. Всю жизнь служивший дому Романовых верой и правдой, он теперь был вынужден водить экскурсии рабочих и колхозников и рассказывать им заученные наизусть истории о Воронцове ком дворце, отвечая на их нелепые вопросы о жизни графа и его рода.

Часто Петр Николаевич и его супруга Ксения Алексеевна очень сожалели, что не сумели в девятнадцатом уехать за границу. Хотя выражение «не сумели» было бы не совсем корректным. Когда их госпожа, графиня Воронцова-Дашкова, внезапно покидала дворец, Петр Николаевич с женой пребывали в Симферополе, у тяжело раненого их сына Владимира — поручика, лежащего в госпитале. Все время находились у его постели, ухаживали за ним, как только могли. Но все оказалось тщетным. Сына они не выходили, он умер на родительских руках.

А когда, убитые тяжким горем, вернулись в Алупку то вторично испытали горечь утраты. Графиня Воронцова-Дашкова на военном корабле покинула Крым. В двадцатом, когда вторично бежали из Крыма белые, им не удалось сесть на пароход, отплывающий за кордон с эвакуированным войсками Врангеля. Теперь чете Березовских не оставалось ничего другого, как жить при дворце и ждать указаний победившей власти. И нужно сказать, что им повезло: их не выселили и не притеснили. А когда дворец стал музеем, то Петру Николаевичу, как знатоку всей истории графских дел и самого дворца, предложили служить экскурсоводом. Выбора не было, и он согласился.

Вестей о своей бывшей госпоже, графине Елизавете Андреевна Воронцовой-Дашковой, супруги Березовские не получали и от этого еще более тосковали. И вот однажды на экскурсии…

— …В 1824 году Воронцов приобрел у греческого полковника Ревелиотти поместье и землю в том районе Алупке, где ранее находились татарские сады, — говорил Петр Николаевич группе экскурсантов. — Граф Воронцов писал: «В течение этого лета мы стали владельцами садов и земель в Алупке, достаточно значительных, чтобы возник проект устроить наше главное имение на берегу, в этой чрезвычайно благоприятной по природе местности, наиболее богатой из всех окрестностей, благодаря обилию источников, составляющих необходимые условия для растительности. Мы избрали место, чтобы положить основание нашему небольшому дому, который должен служить в ожидании, пока построим более обширный»…

— Так Воронцов не сразу начал строить дворец? — спросил человек средних лет в респектабельном летнем костюме заграничного покроя, более чем умиленным взором глядя на экскурсовода. И в его восточных глазах с легким прищуром выражалось откровенное почтение к говорившему.

Петр Николаевич бросил мимолетный взгляд на спросившего и продолжил:

— Этот первоначальный небольшой дом был построен в Алупке, предположительно, архитектором Эльсоном в восточном стиле. Богатая мебель, живописные полотна, красивые ковры, люстры, канделябры, многочисленные предметы прикладного искусства говорят о роскоши, с которой обставлялись южные дворцы графа Воронцова.

— Вы слышите, Шура, «о роскоши», — шепнул респектабельный экскурсант, взглянув на стоящего рядом рыжекудрого молодого человека.

— Слышу, слышу, командор, — тряхнул головой тот, — но это же…

Да, респектабельный участник экскурсии был никто иной, как Остап Бендер, а рядом — его верный молочный брат Шура Балаганов. А чуть поодаль, в той же группе экскурсантов можно было увидеть и кондукторские усы Адама Казимировича Козлевича. Он с живым интересом и уважением внимал словам экскурсовода.

В этот день рано утром компаньоны в радужном настроении выехали из Ялты в Алупку. Погода для Крыма этого времени года была необычная: пасмурная, прохладная, накрапывал дождь. На море разыгрался шторм, накатывая на берег волны со вспененными гребешками.

Ехали по нижней дороге. После Ливадии и Ореанды автомобиль, ведомый Козлевичем, начал делать крутые повороты по извилистой дороге. Этот участок местные жители называли «тещин язык». Все трое согласились, что не зря: от этих поворотов их укачало.

Когда спустились на более прямую дорогу, Остап сообщил:

— Золотой пляж слева у моря, камрады.

— Золотой? — обернулся к Бендеру Балаганов. — Там роют золото, командор?

— Вот этого я сказать не могу, Шура. Называется так по путеводителю…

Дорога пошла вдоль моря, мимо бывших дач и дворцов, но уже более прямая, чем «тещин язык». Проехали дворец «Дюльбер», превращенный в санаторий «Красное знамя» и прочли плакат «Крым — для народа». А уже после Нижнего Мисхора спустились к Алупке. Подъехав к восточному въезду во двор Воронцов ского дворца, остановились.

Здесь стояли автобусы «Крымкурсо» и «Крымтура», экипаж и пролетка, в ожидании возвращения экскурсантов, которых они сюда привезли.

Компаньоны вышли из автомобиля, разминаясь, и были встречены группой туристов, которым экскурсовод, пожилая женщина, говорила:

— Последней владетельницей майората была графиня Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова, товарищи. Она имела большое семейство и многочисленную аристократическую родню: Долгоруких, Шуваловых, Шереметьевых, Демидовых, Мусиных-Пушкиных… Бывших владельцев дворцов, поместий и земель на Южном берегу Крыма…

Остап и его компаньоны тут же пристроились к группе экскурсантов и внимательно слушали, что говорила женщина-экскурсовод, ведя группу к парку.

— В девятнадцатом многие из них эмигрировали за границу и поселились в странах Европы, Англии и Америки, поддерживая между собой тесные связи…

— Буржуи, — бросил осудительно один из экскурсантов, не иначе как из пролетариев.

Экскурсовод, очевидно, уже привыкла к подобным замечаниям и никак не прореагировала на эти слова, а сказала:

— Сейчас, товарищи, мы входим с вами в Верхний парк, в западную часть его. Это наиболее романтический уголок, пожалуй, более всего соответствующий характеру архитектурного комплекса…