Дмитрий Руденко - Станция Университет

Пасмурным утром меня разбудил звонок телефона. Звонил Лёнич.

— Завтра летим в Турцию. Я договорился, паспорт тебе сделают за один день. Виза не нужна!

— Не понял?

— В Турцию! Всего на два дня! Купим дубленки и обратно. Продадим и заработаем. Все просто: там дубленку покупаешь за 100 долларов, а здесь продаешь за 250–300, а то и за все 500. А сейчас сезон. Времена китайских пуховиков проходят! За дубленками будущее. Понимаешь?

— Пока плохо.

— Паспорт стоит $130, билет — примерно столько же. С собой возьми тысячи две с половиной долларов.

— И где же я их возьму? У меня годовая стипендия — двадцать долларов.

— Займи у родителей Остапишина. Деньги тебе нужны на месяц, не больше. Не беспокойся, оборачиваемость высокая.

— Да…? — я был в легком замешательстве.

— Вот слушай, что газеты пишут: «For Moscow entrepreneurs: Destination Turkey. Not for its exotic culture or fabulous food, but for clothes!» [78] Для московских предпринимателей: направление — Турция. Не из-за экзотической культуры и великолепной еды, а из-за одежды! , — зачитал Лёнич, прошелестев газетой над телефоном. — А ты заодно и Турцию посмотришь!

Последний аргумент перевесил все «против». Через пятнадцать минут под моими окнами стоял и неистово клаксонил белоснежный «ВАЗ-2107» Лёнича. Пришлось спуститься, чтобы вручить Лёничу почти все мои сбережения — триста долларов. В реальность происходящего я не верил.

— Фотографию не забыл? Время не ждет! — по-деловому, сухо встретил меня Лёнич. — Я поеду займусь твоим паспортом. А ты пока договорись с Остапишиным о деньгах.

— А как же ты паспорт сделаешь за день?

— Не беспокойся, — заверил меня Лёнич и, потирая ладони, довольно улыбаясь, перефразировал кладоискателя Игоряшу, — X… в Туле, а мы в Стамбуле.

Паспорт был готов к вечеру. Как выяснилось года через два, он был липовым; впрочем, для тех времен это было нормально. А Сашины родители, святые люди, как-то быстро согласились дать мне деньги, по тем временам несметные. Целых две с половиной тысячи американских долларов! Думаю, это рекомендация Александра стала могучим подспорьем. Доллары тогда давали в кредит под двенадцать процентов в месяц, я получил их бесплатно на неограниченный срок.

И вот уже на следующий день мы с Лёничем летели в Стамбул, он же Византия, он же Константинополь, он же Царьград. Я смотрел в иллюминатор. Мой горизонт не был безоблачным: перспективы коммерческой авантюры были под большим вопросом.

А Лёнич был расслаблен. У него все было схвачено. Деньги были свои, не заемные. Что покупать, он знал. Сбыт у него тоже был налажен: с нами в Стамбул летела его дальняя родственница Танька и муж ее Валерка, которые арендовали сверхприбыльную «точку продаж» в «Лужниках», превратившихся из спортивного олимпийского комплекса в необъятный вещевой рынок, вавилонское столпотворение продавцов и покупателей.

Стамбул заворожил! Голубая мечеть, святая София, Босфор, пронзительное пение муллы, кривые улицы, атмосфера восточного базара — все вперемешку! В лавочках, куда мы заходили, торговцы, к удивлению, угощали нас баночным пивом. Отказываться было безрассудным лукавством. В одном из магазинчиков я, с одобрения Лёнича, купил себе дубленку — мечту каждого советского человека — всего за пятьдесят долларов, хотя стартовая цена была триста. В другом — горчичного цвета двубортный пиджак с золотыми пуговицами, черные брюки и ботинки. Все вместе — тоже пятьдесят долларов. Вместо скидки мне подарили галстук в грязно-желтых разводах, который, если бы я его покупал, обошелся бы в один доллар. Счастье! Я знал, конечно, что в Москве удивительным и непостижимым образом и, видимо, по нелепой случайности в моду вошел малиновый пиджак! Ни один уголок цивилизованного мира — ни Париж, ни Лондон — не познал того могущества малинового пиджака, которое он обрел в Москве. Откуда к нам пришел этот признак респектабельности, так и осталось загадкой. Но у меня теперь был даже не малиновый, а горчичный пиджак, а это, я был уверен, намного круче!

В перерывах между уличными кебабами мы заходили в дешевые ресторанчики. В одном из них я отведал блюдо с волшебным названием «саханда юмурта», которое оказалось банальной яичницей-глазуньей. В гостинице мы делили с Лёничем крохотный номерок без телевизора. За трансляцией матча Кубка европейских чемпионов [79] В следующем сезоне (1993–1994) турнир уже изменил свое название с Кубка европейских чемпионов на Лигу Чемпионов. «Гетеборг» — «Милан» нам пришлось спускаться в лобби [80] Матч состоялся 25 ноября 1992 года. . Но мы не пожалели, потому что в том матче было забито четыре мяча, все — в ворота «Гетеборга», и все — одним футболистом — потрясающим Марко Ван Бастеном. А один из голов был просто фантастическим — ножницами, через себя, в падении, с четырнадцати метров, в правый угол.

Вечером накануне возвращения домой я с ужасом осознал, что потрачено около трехсот долларов — на гостиницу, еду и так далее, — а не куплено ничего! В самый последний миг мы с Лёничем забежали в какой-то магазин к чернобровой турчанке Миранде, похожей на Мирей Матье, и за десять минут потратили всю оставшуюся у меня сумму. По совету бывалого Лёнича я напирал на женские «обливные» дубленки черного цвета средних размеров.

На следующий день в здании аэропорта я увидел настоящий парад «челноков» [81] «Челноками» называли предпринимателей первой волны, которые с огромными баулами за плечами мотались в Турцию или Китай, скупали там дешевый ширпотреб, потом привозили и продавали его в России втридорога. , которые забили все пространство многочисленными огромными баулами. А в них — дубленки, кожаные куртки, кофты «ангора». Все баулы были обмотаны желтым или прозрачным скотчем — суровая необходимость, потому что в московском аэропорту по пути от самолета до терминала товар нещадно разворовывался неизвестными. Ключом к успеху было протащить свое в салон самолета. Удавалось это не всем. Нам с усилием удалось. «Челноки» были из разных городов — из Саратова, Красноярска, Мурманска… Ребята из Уфы смотрели на меня с нескрываемым уважением: «Дим! Ну откуда у тебя две с половиной тысячи долларов в двадцать лет?».

Рейс — а это был чартер — задержали на шесть часов. За это время мы с Лёничем выпили «Смирновки» и познакомились с четырьмя взрослыми женщинами. Лёнич вызвался помочь им открыть бутылку Martini, так и сошлись. Прошло совсем немного времени, и наши новые знакомые перестали казаться взрослыми. Лёнич игриво прошептал мне на ухо: «А они все — ничего, даже очень ничего!». Бикфордов шнур был зажжен. Меня заворожила энергичная, эмансипированная девушка, худая, спортивная, хорошо одетая, с короткой стрижкой. Она как-то так на меня посмотрела, что мне некуда было деться, а главное — и не хотелось. Звали ее Мариной, она была «челноком» со стажем и своей «точкой» на вещевом рынке ЦСКА. Через час мы уже кружились с ней между красочными прилавками Duty Free, взявшись за руки и растворяясь в ярком освещении. Вечер неожиданно стал романтическим. Правда, его чуть не зачеркнул Лёнич. На пути в самолет он жестко отрезал: «Не подходи к ней! Она старуха! Ей — тридцать пять!». Может, Лёнич был и прав. Но согласиться с ним было трудно, хотя я попробовал. Я скрылся от Марины в хвосте самолета, но она нашла меня.