Дмитрий Руденко - Станция Университет

Мехмат как бы был Канадой, и он ожесточенно атаковал, а мы не менее ожесточенно оборонялись. Невысокий, подвижный Аркаша метался в рамке и отчаянно отбивал и ловил шайбу. Как это описать? Как описать изумление, когда он, распластываясь на льду, в двадцатый раз за матч накрывал шайбу спиной на самой линии ворот? Мехматовцы атаковали, а он бросался им под коньки. В тот день он взял три десятка мертвых, неберущихся шайб. Лаврентьев, сжав зубы, колол у борта черенком своей короткой клюшки мощного бомбардира-математика. Кувыркался на пятачке Тоша, останавливая грудью черные каучуковые диски, мощно запущенные в створ наших ворот.

Паша, учившийся на два года старше, брал скоростью, техникой катания и владения шайбой. Вся команда показывала фантастическую, отчаянную сыгранность. Мне посчастливилось эффектно завершить матч точным броском в правую девятку после выверенного паса Димы Главнова через все поле. Мехматовцы обозвали нас «второй пятеркой «Динамо» Риги» и понуро покинули поле битвы! [88] Это был последний чемпионат МГУ по хоккею: турниры перестали проводить, потому что у университета не было денег, чтобы оплачивать лед. МГУ имел союзный статус и финансировался из госбюджета. Когда Союза не стало, Россия не сразу взяла МГУ под свою опеку (это случилось летом 1992). Обучение между тем оставалось бесплатным, поэтому МГУ быстро оказался на мели.

Конечно, я был счастлив, но, как оказалось, недолго. Напрасно я смеялся над шуткой про «асмита», та сессия и для меня обернулась катастрофой: отчислили с военной кафедры. С формулировкой: «Оставлен на второй год». Армия угрожающе замаячила перед глазами — теперь могли и на два года призвать, а может, даже послать на подмогу сербским братьям, чтобы решить разгоревшийся с невиданной силой балканский конфликт. Стало боязно, но наказание было заслуженным. Я и вправду злостно прогуливал занятия по спецпропаганде, а когда приходил, то читал под партой спортивные газеты. Удивлял Павел Буре. Всего второй год он играл за «Ванкувер Кэнакс», а уже вся Америка кричала о «русском сезоне в HXJI». Имя Буре не сходило с полос газет — он шел по стопам самого Марио Лемье, которого называли «пушкой» [89] Выдающийся канадский хоккеист, выступавший за клуб НХЛ «Питтсбург Пингвинз». ! «Буре настигает «Великого Марио»», «Молодой «Кэнакс» держит за хвост опытного «Пингвина»», «Время НХЛ — по часам Буре», «Павел Буре забил пятнадцатую шайбу… Девятнадцатую… Двадцать вторую!». К концу года Буре шел третьим в списке форвардов после Лемье и Могильного, стремясь забить 50 шайб в 50 матчах и стать шестым игроком в истории НХЛ, кому покорился этот рубеж.

Когда Павел вколачивал в ворота «Лос-Анджелеса» свою двадцать седьмую шайбу, я держал суровый экзамен по военке. Аккуратный, отутюженный, с пробором в прямую нитку и неподвижным лицом, малознакомый экзаменатор сначала подкосил меня вопросом: «Как называют между собой солдаты армии США первую дивизию морских пехотинцев?», а потом безжалостно выбил из строя на год, сухо поинтересовавшись: «Каким ружьем обучен воевать каждый морской пехотинец США, начиная с 1960 года?». «The Old Breed» («старая порода») и «M16 — the rifle every marine is trained to fire» — такими были правильные ответы. Я их, увы, не знал [90] М16 — винтовка, которой обучен воевать каждый морской пехотинец США. .

В тот день горечь военного поражения пришлось топить в вине. Пиццерия в здании Агентства печати «Новости» на Зубовском, потом Домжур, где я по совету Севки впервые попробовал напиток с коротким, как выстрел, названием «шнапс». Выстрел обернулся пулеметной очередью, и недавно открывшийся прямо в нашем учебном корпусе, на экономфаке, ресторан «Хайбар» стал, по воспоминаниям моих друзей, лишним звеном вечерней программы. Глубокой ночью мы доехали до Лёнича, где Тамара Васильевна, отпоив чаем, уложила спать. «Вот стресс до чего доводит!» — расслышал я ее слова, засыпая.

1992 год подходил к концу. Из-за реформ Гайдара и других слаженных действий правительства годовая инфляция составила 2600 процентов! «Ситуация очень и очень тяжелая, я бы сказал — критическая!» — признал сам Гайдар. Обесценение денег было настолько стремительным, что даже частушку придумали: «Ехал Ельцин в «Мерседесе», по пути ему кричат: «Ельцин, Ельцин, дай копейку, Ельцин, десять тысяч дай!»». Вправду, теперь, получив деньги, надо было бежать и тратить их немедленно, они испарялись в руках. Это была уже не инфляция, а гиперинфляция, ее еще называли галопирующей: она окончательно лишила людей всех накоплений, сделанных в советское время. А до конца потрясений было еще далеко. Как говорил Остап Бендер Шуре Балаганову: «Финансовая пропасть — самая глубокая из всех пропастей, в нее можно падать всю жизнь». В 93-м инфляция по-прежнему кривлялась и размахивала кулачищами, удерживаясь на пугающей высоте 22 % в месяц.

На телевидении вдруг стало слишком много рекламы. Теперь она бессовестно по многу раз вклинивалась в художественные фильмы, нарушая привычное плавное течение картины. Это вызвало обеспокоенные пересуды: вдруг расшатается нервная система? Выявили новую болезнь — «рекламный невроз», возникал он при упоминании беспрерывно рекламирующихся фирм — Ортекс, Гермес, «МММ», Центр моды «Люкс», Супримэкс, Телемаркет, MALS, еще был «занзибарский» Экорамбурс. Эти фирмы быстро, как сказала бы наша дворничиха тетя Паня, «капнули в лепту», но тогда казалось, что они — навсегда.

Зачастую смысл рекламы оставался непонятен. «Пробил час РЭМ. Когда кругом обувают, РЭМ одевает и предлагает» (где и во что одевал РЭМ, я так и не смог выяснить, хотя старался), «Жила-была фирма. И решила она сделать себе рекламу. Но не простую. А очень простую. Фирма Сэлдом!» (И зачем решила сделать себе рекламу фирма «Сэлдом»?). Лишь обувная фирма «Рикко» ясно обещала: «Мы обуем всю страну!». Еще на экране стал появляться загадочный тип, который во весь рот улыбался, смотрел в камеру и молчал. Это был Игорь Верник. Он молчал месяц — по минуте в день перед программой «Время». А потом еще месяц появлялся в двубортном пиджаке, с качественным зонтиком, щелкал тремя пальцами и произносил: «Настанет день, и я скажу все, что думаю по этому поводу». Страна с замиранием ждала: что же он скажет? И он выдал: «Настал тот день, и я вас призываю: вступайте в «Менатеп»!». Правда, сказал он это всего лишь однажды, поэтому развязку рекламного сериала многие пропустили, я — тоже.