Юрий Герт - Ночь предопределений

— Несомненно! — заорал Спиридонов. — Какое может быть сомнение?.. Вы только на него посмотрите!..

Но все уже и без того смотрели на досадливо пожимавшего плечами Феликса. Гронский хотел что-то сказать, но Айгуль его опередила.

— Хотите знать, в чем тут дело? — рассмеялась она и впервые за этот день прежним взглядом посмотрела на Феликса. — Тут дело совсем не в гипнозе, а в верблюдах!.. Да, да, в верблюдах!..

Она очень весело, с легкой, но явной примесью злорадства поглядывая на Риту, объяснила, что после вчерашнего вечера по городку разнеслось, будто здесь намерены вскоре сносить все дома, дворы и пристройки, строить новые, многоэтажные корпуса, где уже не будет возможности содержать скот, в частности — верблюдов, а он, Феликс, которого здесь многие знают, выступил против этого — и стал своего рода героем.

То ли вина и кофе изрядно было выпито, то ли разговор, достаточно отвлеченный поначалу зацепил каждого, но в суматошном, азартном споре, который охватил и как бы дополнительным жаром наполнил тесную комнатку, Феликсу померещился отзвук давних студенческих лет… А от студенческих лет мысль его скакнула к бомбисту, в котором тоже было нечто оттуда, из тех времен… Хотя в общем-то и не из тех…

Но дальше, боковым каким-то отростком, эта мысль уперлась в того, в белесых от пыли сапогах, который, здороваясь, протянул ему вместо правой левую руку, и рукопожатие вышло неловким, как и все, что было потом…

Но пока все спорили, и довольно шумно, за исключением разве что девушки, «питомицы Карцева», — она все таращила свои удивленные, наивно-восторженные глазенки, а слова вымолвить не решалась, не в пример своему спутнику, тоже «питомцу», он, впрочем, был вначале до того сдержан, до того сосредоточен на чем-то своем, до того, казалось, издалека прислушивался к спору, что все примолкли, когда он, привстав, сказал негромко:

— Если позволите…

И поправил круглые очки на круглом и по-детски серьезном лице.

— Валяйте, Бек, — с покровительственной грубоватостью разрешил Карцев.

— Однажды мне попалась небольшая статья о судебном процессе, который происходил в Дании в 1954 году, — заговорил Бек, все так же негромко, ровным, даже блеклым, без интонации, голосом. — Процесс был по поводу одного убийства. Убийца двух банковских служащих Пауль Хардруп объявил на суде, что его загипнотизировал и таким образом принудил к убийству Бьерн Шоу Нильсен, который в день убийства находился в пятидесяти километрах от места происшествия. Эксперты действительно установили у Нильсена гипнотические способности. Присяжные признали его виновным. Нильсен был осужден на пожизненное заключение и просидел в тюрьме пятнадцать лет…

Бек произнес все это без запинки, как будто читал находящийся у него перед глазами текст.

— Вот, пожалуйста!.. — Гронский развел руками — жестом фокусника, в заключение эффектного номера демонстрирующего публике, что ладони у него пусты.

Все смотрели на Бека. Поправив очки, он едва заметно улыбнулся тонкими губами и сел.

— Откуда вы все это взяли, Бек? — спросил, ухмыльнувшись, Карцев. Бек назвал какое-то издание, Феликс в точности не разобрал, да и произнес его Бек по привычке тихо и невнятно, почти не разжимая губ.

Занятный мальчик, решил Феликс. Было приятно смотреть на его серьезное, в нежном пушке, лицо.

— Все-таки странно, — прищурился Жаик и переложил портфель с одного колена на другое. — Ведь если такое наказание… Нужны доказательства, улики…

— Значит, нашлись улики! — загремел Спиридонов. — Датский суд!..

Карцев кивнул, давая понять, что датский суд — не шутка.

— Подумаешь, — сказал Феликс, его отчего-то все больше злил Карцев. — «Весь мир — тюрьма, и Дания — подлейшая…»

Все рассмеялись.

— Ну-ну, — сказал Карцев, — со времен Гамлета и там кое-что изменилось…

— А кстати, — повернулась к Беку Айгуль, — если пожизненно, то почему только пятнадцать?..

— Только?.. — Спиридонов присвистнул.

— Его амнистировали, — пояснил Бек, поправляя очки.

— Кого амнистировали? — спросил Спиридонов.

— Нильсена, — сказал Бек. — Бьерна Шоу Нильсена.

— А тот, который в самом деле убил? — спросил Жаик. — Хар… Хар…

— Пауль Хардруп, — сказал Бек. — Он тоже отсидел пятнадцать лет, правда, не в тюрьме, а в психиатрической лечебнице. И когда его выпустили, он заявил, что историю с гипнозом он выдумал.

— Как выдумал?.. — возмутилась Рита. — Чего же вы нам дурите головы?..

— И правда, Бек, — сказал Карцев, — что за чепуха? Если Нильсен не виновен, то ваша история с внушением…

— Ничего не доказывает, — слегка оживился Бек. — А вы подумайте.

— Ничегошеньки не понимаю!.. — всплеснула Рита руками.

— Да нет, — сказал Жаик, помолчав, — он в сущности прав. Если присяжные такое решение вынесли… Они в частном случае могли ошибиться, но в запасе у них обязательно имелись прецеденты. Там, на Западе, всегда ссылаются на прецеденты…

— Совершенно верно, — подтвердил Карцев.

— Так что для того, чтобы засадить этого бедолагу Нильса…

— Нильсена, — поправил Бек. — Бьерна Шоу Нильсена…

— И Хар… Хар…

— Хардрупа, Пауля Хардрупа…

— Чтобы их засадить, — сказал Жаик, — нужны были соответствующие прецеденты…

Прецеденты?.. Ох уж этот, законник Жаик!.. — Но Феликс не стал спорить. Проблемы внушения, гипноза, передачи мыслей на расстоянии когда-то увлекали его, однако давно уже перестали интересовать. И у истории, рассказанной Беком, были на памяти Феликса свои, так сказать, «прецеденты». Телепатическая связь с «Наутилусом», мысленная передача информации американскими астронавтами, эксперименты, о которых с энтузиазмом писали в разное время, — все так или иначе оказывалось блефом.

Карцев позвякивал ножом о стакан, водворяя тишину.

— Как бы то ни было, — сказал Гронский, обмахиваясь платком, — судя по опыту, которым я располагаю, внушить можно абсолютно всё и всем!.. Если, разумеется, речь идет о вполне нормальных, здоровых людях.

Последние слова он обронил как бы невзначай.

Ну вот, — усмехнулся Феликс, — это уже становится интересным.

— Нормальных и здоровых… — повторил он: — Это в каком смысле? — И отхлебнул из своего стакана.

— А в любом, — сказал Карцев, опередив Гронского.

— Не думаю, — Феликс стиснул в руке стакан. — Не думаю… — Ему вспомнился их утренний спор.

— И я, — сказала Айгуль. Она пододвинулась к Феликсу вместе со стулом. — А декабристы, например?.. Они что же, выходит… Или Сераковский?..

— Между прочим, — сказал Карцев, — они ведь довольно быстро скисли, ваши декабристы… Не все, конечно, я не обо всех говорю. Но что греха таить… Мне приходилось читывать не популярные брошюрки, а материалы следствия. Очень любопытное чтение, уверяю вас. Вы читали?