Юрий Герт - Ночь предопределений
- Название:Ночь предопределений
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Жазушы
- Год:1982
- Город:Алма-Ата
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Герт - Ночь предопределений краткое содержание
В романе «Ночь предопределений» сплетены история и современность. Герой Ю.Герта - писатель - приезжает на Мангышлак, место действия своей будущей книги о Зигмунте Сераковском, революционере-демократе, сподвижнике Чернышевского и Герцена, более ста лет назад сосланного в эти края. В романе два основных сюжетных узла. Первый - главный - связан с нашим временем. Нефтяники, архитекторы, журналисты, с которыми встречается герой романа, а в особенности события, разворачивающиеся перед ним, заставляют его требовательно вглядеться в себя, заново определить свою жизненную позицию. В центре второго узла - судьба революционера, дающая возможность осмыслить значение личности в масштабах истории
Ночь предопределений - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Нет, — сказала Айгуль, — только все равно…
— А вы почитайте. Они издаются, том за томом. Хотя, конечно, здесь откуда же… Ну, выписать можно по МБА — почитайте… Про Трубецкого, который в ногах у царя ползал и твердил: «Ля ви, сир!.. Ля ви!..» Или про Иосифа Поджио?.. Их два брата было, младшего Иосифом звали, а старшего — не припомню…
— Александром, — подсказал Бек.
— Верно, Бек, Александром… Так вот, в материалах этих сохранились — и письма, и записки, и допросные листы, все честь по чести, и все про то, как этот младший, который Иосиф, топил старшего, любимого своего братца, и без особой надобности топил, так — со страху… Брат — брата…
— Что же, — сказал Феликс, — читывать и мы кое-что читывали… Про Лунина, который ни у кого в ногах не валялся и ни единого имени не выдал. Про Якушкина. Про Ивана Пущина, про братьев Борисовых… Братьев, между прочим, тоже братьев… — Спокойней, сказал он себе, спокойней… И хватит пить. — Он поискал глазами, куда бы поставить стакан, и поставил на пол, между ног.
— Иосиф Поджио, — сказал Бек, — семь лет провел в Шлиссельбургской крепости, а потом жил многие годы в сибирской ссылке. Все это время он тоже вел себя достойно…
— Видите! — сказала Айгуль. — А Сераковский?.. — Она даже привстала от возбуждения, но потом опять села.
— Это кто — Сераковский? — спросил Гронский подозрительно. — Поляк?
— Поляк. Но главное в нем то, что он был русским революционером-демократом… — выпалила Айгуль. — Он, когда жил в Петербурге, был из самых близких сподвижников Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, печатался в «Современнике», а в 1863 году возглавил восстание литовских крестьян. И за это его казнили на эшафоте, в Вильне… — Она растерянно взглянула на Феликса и запнулась, явно не зная, надо ли продолжать.
— Это вы о нем рассказывали в музее? — спросил Карцев. — А не открыть ли нам эту коробочку? — Он вытянул из сетки затерявшуюся там, в дебрях привядших стрел молодого лука, коробку марокканских сардин.
— У вас необыкновенная память, — съязвила Айгуль.
— Да не жалуюсь, — улыбнулся Карцев. — Значит, о нем?.. А где консервный нож?
— И что же? — сказал Гронский. — Что ему было надо в этой Литве? Вашему Сераковскому?..
— Видите ли, — проговорил Феликс мягко, со снисходительно-разъясняющей интонацией, — видите ли, восстание 1863 года было, как сказали бы теперь, вполне интернациональным по составу. Поляки, русские, литовцы, украинцы, венгры… Даже итальянцы там были, их Гарибальди прислал. Да и сам Зигмунт отлично понимал, что только в союзе с русским народом, только в совместной революционной борьбе возможна победа над царизмом. Это все они тогда понимали — и Герцен, и Чернышевский, и «Земля и воля»…
— Так-так… — Гронский, слушая Феликса, не сводил глаз с Айгуль. — И вы говорите, его казнили?
— Его повесили, — сказала Айгуль. — Приговорили к расстрелу, но Муравьев заменил расстрел повешением… — Под пристальным, с затаенной насмешкой, взглядом Гронского ей было явно не по себе.
— Он был урод или калека? — спросил Гронский.
— Ну, что вы! — с укором, который могло извинить только неведение, произнесла она.
— Его не любили женщины?
— Ну, что-о-о вы! — тем же тоном проговорила Айгуль и снова оглянулась на Феликса. — Это Зигмунта Сераковского!..
— А что, — сказал Карцев, — Лермонтова не любили, хоть он и Лермонтов.
— У Сераковского жена была такая красавица, — с пылом возразила Айгуль. — Вы бы на нее посмотрели…
— А дети? — осведомился Гронский.
Ну и скотина, подумал Феликс.
— У них вот-вот должен был родиться ребенок…
Ничего не подозревая, она шла прямиком в капкан.
— Значит, и с этим у него было все в порядке… Тогда ему, может быть, не везло в карьере? Он ведь был честолюбив, наверное, и когда год за годом его обходили, когда он всю свою жизнь просидел чиновником для мелких поручений…
— Чепуха какая! — вспыхнула Айгуль.. — Чиновником?.. Для мелких поручений?..
— Он был офицер Генерального штаба, — пояснил Жаик. — И по личному заданию военного министра Милютина готовил проект отмены телесных наказаний в армии. Его собирались вот-вот произвести в полковники…
— Он ездил за границу, на Международный статистический конгресс… Был знаком с Гарибальди, Мадзини… Я не говорю уже о Герцене, Огареве… — В голосе Айгуль слышалась откровенная досада. — Вы заходите к нам в музей…
— Прекрасно! — сказал Гронский. — Значит, и с этой стороны все у него было прекрасно? Даже за границу, говорите, ездил?..
В глазах его появилось давешнее жестокое выражение, он играл Айгуль, как кот мышью.
— Он был в Англии, на конгрессе, — сказала Айгуль, — потом во Франции, в Италии, в Марокко… — Взгляд ее упал на коробку, старательно открываемую Карцевым.
— Тогда — чего же ему не хватало? — сказал Гронский. Бесовский огонек метнулся в его глазах летучей искрой.
Нет, — подумал Феликс, — не на кота… На рыбака он похож, рыбака, который с острогой следит за подплывшей к берегу рыбиной — и вот-вот метнет острием в беззащитный бок… Уже метнул!..
— Чего не хватало?.. — удивилась Айгуль. — В каком это смысле?
— Да в самом прямом. Чего?.. Что привело его к эшафоту?..
— Ну, как это… Тут много причин…
— Одна, — сказал Гронский. — Одна-единственная.
Он с торжеством огляделся.
Все следили за ним, ожидая ответа. И Феликс тоже, хотя был уверен, что знает ответ наперед. Если угадал… — подумалось ему, — то… все хорошо… — Он не успел сформулировать — что именно.
— Что, сказать?.. Назвать причину?.. — Гронский выждал паузу. Он, видно, чувствовал себя на эстраде.
— Так вот. Этот ваш Сераковский был маньяком.
— Маньяком?.. — Айгуль расхохоталась.
— Да, маньяком! — повторил Гронский. — Я отвечаю за свои слова! — Он пристукнул ребром ладони по столу. Огрызок яблока, описав дугу, вылетел через окно.
Там, за окном, у дома на противоположной стороне улицы, о чем-то разговаривали две старухи в надвинутых на самый лоб жаулыках. По топкому, размолотому в пыль песку брела рыжая дворняга, разморенная зноем, с повисшим из пасти языком. Громкоговоритель на площади был здесь хорошо слышен — передавали концерт из оперетт Кальмана. Взрычал и пронесся по дороге мотоцикл, оставляя позади, как ракета, дымящий хвост. За рулем сидел милиционер в расстегнутом кителе.
— Маньяком! — сказал Гронский. — Судите сами: отказаться от красавицы-жены, от карьеры, от Петербурга, от возможности заниматься важным и, видимо, близким ему делом — вы тут упомянули о военной реформе — кинуть все это и предпочесть эшафот?.. Да, для человека нормального, психически полноценного, здорового — это немыслимо!.. И напротив — вполне естественно для маньяка, одержимого своей идеей, сосредоточенного целиком только на ней… Скажите, у него в роду встречались психически больные?.. И он сам — в этом смысле у него были какие-нибудь… отклонения?..
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: