Юрий Герт - Ночь предопределений

Он пошарил по карманам, отыскивая сигареты. Вытянул одну из сырой от пота пачки, сунул в рот и снова полез в карман — за спичками. Он не нашел спичек и выругался. Кто-то, померещилось ему, стоит у него за спиной и смотрит в затылок. Он обернулся. И увидел долговязую фигуру бомбиста, шагах в двух от себя. Тот приблизился, в руке у него вспыхнуло голубое пламя газовой зажигалки.

— Вы откуда вывернулись? — спросил Феликс, прикасаясь к огню сигаретой. «Вывернулся», — именно такое было впечатление. Вывернулся, возник…

— Да нет, — глуховато произнес Гордиенко, убирая зажигалку, — я тоже там был… Я недалеко от вас сидел.

Феликс подумал, что не видел его поблизости. Странно, уж его-то он должен был заметить… Он затянулся, пытаясь дымом выгнать плотный туман, зависший в голове. Как его… Сергей?.. — попытался он вспомнить. — Да, вроде Сергей.

— Страшный старик, — сказал Феликс. — Вам не показалось?

— Ага. Я сразу, когда его увидел днем, подумал, что есть в нем что-то эдакое… — Сергей усмехнулся.

— Хотя на самом деле… На самом-то деле суть в другом… — Феликс оборвал себя, искоса взглянув на юношу, который шел с ним рядом, возвышаясь если не на целую голову, то на полголовы, и предупредительной сутуловатостью в сочетании с небольшим забеганием вперед стремился как бы сгладить свое превосходство в росте. Продолжать Феликс не стал, подумав, что тот все равно не поймет, а попытайся он разъяснить — не поймет тем более.

— Да, конечно, — сказал Сергей. — Он не то чтобы страшный, он… Беспощадный какой-то… Садист! Как их замучил всех, особенно эту, которая к вам утром приходила. Я даже думал — сейчас встану, поднимусь на сцену и рявкну: хватит!..

— Отчего же не рявкнули? — сердито спросил Феликс.

— А надо бы, — Сергей улыбнулся. Он явно не принял слова Феликса всерьез.

— Вам сколько лет?

— Двадцать пять, а что?

— Просто так.

— Когда у молодого спрашивают, сколько лет, это все равно что говорят, мол, ты дурак, — ухмыльнулся Сергей.

— Правда?

Феликс поймал на себе его пристальный, испытующий взгляд. Он подумал, что таким вот взглядом Сергей и смотрел ему в затылок, когда он почувствовал этот взгляд и обернулся.

— Не всегда, — отозвался он. — Хотя и так бывает.

— Вот видите, — произнес Сергей со странным удовлетворением. — Которые постарше, тем кажется, что, кроме них, никто ничего не понимает. А на самом деле все всё понимают, только каждый по-своему.

В его глуховатом голосе Феликс уловил подобие угрозы, по не поверил себе. Однако ему тут же вспомнился утренний инцидент… Сейчас он меня обличать будет, решил он. Этого только не хватало…

— Я ведь тоже кое-что понял, — сказал Сергей, заглядывая ему в лицо. — Еще сегодня утром… («Ну вот, — затосковал Феликс, — ну вот…») Вы ведь сразу сообразили, что здесь все неспроста, все очень серьезно… И — ходу! — Он сделал рукой зигзагообразное движение — так ускользает между камней змея… — А нам — сигареты: нате, пользуйтесь! Чем могу… А другого не ждите!.. Что, не так?

Он смотрел на Феликса, по-прежнему слегка забегая вперед и склонив набок голову.

Наглый парень, подумал Феликс. Вдобавок он, кажется, и выпил… Куда мы идем?.. Они шли по той самой дороге, между спящих, облитых лумой домишек, которая вчера вывела его с Айгуль к морю. Его раздосадовало то, как точно, уловил этот юнец утреннее его состояние и теперь выкладывал — без всякого смущения, напротив, радуясь тому смущению, которое испытывал Феликс, слыша его слова.

— Между прочим, — сказал он, останавливаясь, — допустим, у вас имеются основания, чтобы именно так, а не как-то иначе истолковать мое поведение, допустим… (Пока он проговаривал эту длинную фразу, Сергей по-прежнему, зрачки в зрачки, наблюдал за ним с откровенной насмешкой). Но вы должны согласиться, что и у меня достаточно оснований, чтобы истолковать ваше поведение как… Ну, мягко говоря, бесцеремонность…

— Или, еще проще, хамство? — закруглил Сергей. — Так вы хотели сказать?

— Пожалуй. Вы не знаете меня, я вас, и увидевшись впервые, не сказав друг другу и десяти слов…

Не то, поморщился он, не то…

— Ну нет, — сказал Сергей, улыбаясь. — Тут вы ошибаетесь… — Он улыбнулся одними губами, глаза смотрели строго, и было в них какое-то сознание права так на него смотреть… — Ну, нет. То есть это вы меня видите в первый раз, а я вас — нет… Я вас еще лет десять назад видел, когда вы к нам в школу приезжали. На вас еще был свитер, толстый такой, из верблюжьей шерсти что ли… (Да, да, вспомнил Феликс, что-то такое было…) Вы… Знаете вы, чем вы для нас были?.. Мне казалось, я тогда наново родился. Да не только я!.. И на журфак я пошел, потому что вы меня на это натолкнули! Еще бы, на всей планете — бой со злом, бой за справедливость, честность, правду! Как тут оставаться в стороне? Если ты человек, а не козявка, не букашка…

Было смешно и немного страшно смотреть, на него, на то, как он раскачивался, руки в карманах, напряженный, натянутый, как струна, и лицо его, под яркой луной, казалось совсем белым.

— Я и потом не пропускал ни одной вашей вещи, ни одного рассказа. Все собирал, из журналов выдирал. Только зря! Уже ничего такого больше не было. То есть было, конечно, и такое, что нравилось, и даже как-то цепляло, но все это так… Ну, еще одна повесть, еще один рассказ… И только. А чтоб такое!.. — Он выдернул руку из кармана и на уровне груди потряс распахнутой пятерней, как если бы на ней поместилась пудовая, едва удерживаемая гиря. — Такого нет, больше не было!

Молодость и жестокость, — Феликс внутренне поежился.

И в особенности молодость бывает жестокой, когда она права… Как будто в правоте уже заключено некое право на жестокость…

Он подумал еще и о том, что долгое время — во всяком случае — тогда, тогда… — он и сам выступал по праву молодости, и вот теперь стоит перед нею, лицом к лицу, и все в нем тоскует о жалости и пощаде…

— Так что когда мы здесь встретились, для меня уже никакой неожиданности не было… Я знал, чем все кончится, великолепно знал! — Он придвинулся к Феликсу, пригнулся, глаза у него блеснули, голос помягчел. — Но ведь случается, что знаешь одно, а чувствуешь другое. Так и я. Когда я узнал, что моим соседом по номеру будете вы, что меня к вам переводят… Ну, это же все равно что сказка или анекдот, чтобы так случилось на самом деле — в такое трудно поверить! И я все ждал вас вчера, вспоминал про первые ваши книги, про то, что читал их еще мальчишкой… Ну и рассентиментальничался. Да и надо же было убедиться! Вот я и ждал с утра вас, чтобы поговорить. Проснулся — вы ушли. Потом увидел вас в чайной, в этой вашей компании… И сразу почувствовал — ни к чему… Ни к чему это не приведет! Так оно и вышло. Так что вы не думайте, — он прищурился и ухмыльнулся, — не думайте, что сильно меня удивили. Я все наперед знал. Что вас — такого, как раньше, — уже нет, давно нет… Нет! — повторил он мстительно, вглядываясь в лицо Феликса, стремясь не упустить отразившегося на нем смятения, вызванного бьющими наотмашь ударами.