Юрий Герт - Ночь предопределений

— Это как в цирке? — уставился на него Айдар Надиров. — Фокусы-мокусы? Навроде того?

— Ага, — сказал Карцев. — Навроде. — И звонко шлепнул себя по лбу. — Ну, разбойник, — сказал он, разглядывая ладонь. — Ну, изверг. Ну, подлая душонка…

— И все-таки, — продолжала Нина Сергеевна, по-прежнему обмахиваясь веточкой полыни, — неужели он действительно читает чужие мысли? Разве это возможно?

Она тоже была геолог, как и Самсонов, да еще и палеоботаник, Феликс впервые услышал о такой специальности… Ей на все требовался четкий ответ.

— И читает на любом языке, так в афише объявлено! — подхватил Чуркин. — Он что же, ко всему и полиглот? Ну, это уж вы меня извините!..

— А наводнение на сцене?.. — Бубенцов весело подмигнул. — Хотя что до меня, то я лично не против, чтоб выкупаться… А то у нас ни моря, ни речки!

— А вот пожара не надо, — серьезно, без ухмылки произнес незнакомый Феликсу светловолосый парень, сидевший рядом с Бубенцовым. — Здесь и без того горячо.

— Я так скажу, — широко улыбнулся Камиль Ахвердиев, поглаживая своей огромной лапищей дочку, тихонько угнездившуюся у него на коленях, — если он такой умный и все отыскать может, почему он в уголрозыске не работает? Как «знатоки»? Зачем зря талант пропадает?

И опять вышло так, что, говоря о Гронском, обращались ним, в первую очередь к Феликсу, хотя было известно, что и он, и Карцев только приехали вместе с артистами, а сами тут, так сказать, ни при чем… Но волей-неволей получалось, что при чем, и это странно раздражало, и раздражало, что все, смеясь, поглядывали — на него, на Карцева, как бы в явном ожидании… Подчиняясь этому ожиданию, и в досаде на себя, Феликс заговорил было — об идеомоторике, внушении, упомянул телепатию…

— Это как же? — перебил его Айдар Надиров — недоверчиво, почти уличающе. — Это кто же меня заставит, если я не хочу?.. — В глазах у него появилось то самое выражение упрямой ожесточенности, правда, несколько смягченное, которое было на буровой. — Это кто же может?

Его поддержали:

— Верно, Айдар!..

— Кто может?..

Вот тогда-то у Феликса и вырвалось, и вырвалось как-то непроизвольно, само собой:

— А он все может…

Вполне возможно, что это даже и не он произнес, а Карцев, но показалось, что он. Но какое это имело значение? Произнеси это Карцев, он бы мог повторить за ним в точности то же самое.

Но как бы там ни было, Феликсу показалось, что произнес это он.

О чем он подумал при этом?.. О вечере в Доме культуры?.. Об Айгуль, — какой была она там, на сцене?.. Два дня назад?..

Не только, не только об этом… Ему представился еще и номер в гостинице — маленькая, смрадная комнатка… Красный, прикапчивающий язычок семилинейки за мутным стеклом…

С той минуты он только и ждал появления гипнотизера.

— Да, да, — говорил Карцев, попыхивая сигаретой, отчего лицо его в наступающих сумерках озарялось багровым огоньком, — да, он все может… Смею заверить, это превосходный гипнотизер, лучший из всех, кого я видел. А мне доводилось наблюдать, как работают первоклассные мастера. Так вот: ничего похожего я не знаю… — Он с силой шлепнул себя по шее. — Ах ты прохиндей, — ругнулся он.

— Все равно это трудно представить… — сказала Нина Сергеевна.

Феликс не следил за продолжением спора. Кожа зудела от комариных укусов. Громкие, крепкие голоса слышались вокруг. В них не было ни ноты сомнения или по крайней мере настороженности, одна лишь веселая, самонадеянная уверенность… Ну-ну, думал он с томительным и злорадным чувством… Ну-ну…

На эстраде мешкали. Там впопыхах налаживали занавес, вдруг переставший открываться, и сначала собирали по всему поселку, а потом расставляли стулья — примитивный, но необходимый реквизит… Наконец, на авансцену вышла Айгуль. Ее встретили недовольными возгласами, так как в афише она не значилась, а под конец не хотели отпускать. Что было причиной тому — внезапно ли пробужденный коротенькой ее беседой интерес к местной истории или она сама тоненькая, гибкая фигурка с гривой черных волос, белевшая на фоне зеленого, а потом уже совсем темного в наплывающих сумерках занавеса?..

Рита вышла на сцену, едва он сомкнулся за Айгуль, еще колыхались складки, аплодисменты не успели улечься, все скамьи были уже заполнены, стояли даже в проходах, но Феликс отметил чрезмерную поспешность, с которой Рита сменила Айгуль, и возникшую между аплодисментами паузу, как бы провал, и то, как она об эту паузу словно споткнулась…

Может быть, это было и не так, но с этого мгновения ему казалось, что и концертное платье в золотых блестках, и уложенный башней парик, и неимоверные каблуки, и все в ней выглядело здесь еще более неестественно, чем тогда, в Доме культуры, и было несовместимо с этим дощатым, грубо и прочно сколоченным помостом у подножия холма, с этим живым, набегающим из степи запахом полыни, с этим режущим, как бритва, звоном комаров, а главное с этими людьми, плотно, плечо в плечо сидящими вокруг… Впрочем, с появлением Гронского это ощущение на время пропало, отступило…

Правда, теперь его пояснения и остроты для Феликса, слышавшего их во второй раз, иногда выглядели довольно наивными, даже пошловатыми… Но при всем том он был находчив, напорист, неутомим, и это после целого дня езды, тряски, жары! В его-то годы!.. Железный старик, — думал Феликс. Он не любил этих словечек, но тут — и с наслаждением — повторил: — Железный, железный старик!..

Камиль Ахвердиев не утерпел и, увалисто покачиваясь, одним из первых, направился к сцене. Его отовсюду напутствовали криками… Он вернулся к своему ряду вместе с Гронским, сжимая в своей огромной руке запястье гипнотизера.

— Думайте! Думайте отчетливей! — Гронский был в испарине. Заметил он Феликса?.. Он мимоходом, не задерживаясь, скользнул по нему взглядом. — Думайте отчетливей!.. — Он вдруг резко протянул руку к Патимат, сидевшей у Нины Сергеевны на коленях. Он дернул за кончик алой ленты, повязанной пышным бантом у девочки в волосах, и как флажком помахал над головой. Патимат расплакалась. Гипнотизер отработанным жестом вынул из нагрудного кармана конфетку и подал девочке. Та рассмеялась. Гронский под аплодисменты вернулся на сцену.

— Ай ты! — Айдар прищелкнул языком, обескураженно глядя ему вслед. — Вот ловкач!

— Как это он? — крутил головой Камиль. — Я же по-своему думал… Выходит, он и аварский знает?

— Балда! — загорелся Бубенцов. — А сейсмика на что? Думаешь, зря он за руку его держать велел? Точно, Владимир Николаевич?.. — обратился он к Самсонову.

Самсонов коротко хохотнул.

— Его бы к нам в нефтеразведку. На одном глубоком бурении сколько бы сэкономили? — Он локтем подтолкнул Чуркина. — Марат!.. — окликнул он Курмангожина, сидевшего через ряд. — Пригласи его к себе, с персональным окладом!..