Ян Войк - Изнанка

– Да бог с ним! Пусть идёт. Кто-нибудь из ребят за ним присмотрит.

За окнами уже окончательно стемнело, и Милавин оказался бы в кромешной темноте, если б не отсветы костра, что проникали сюда через открытую дверь. Андрей щёлкнул фонариком и огляделся. Спальня значительно уступала гостиной по просторности, но и здесь нашлось место для книжных полок и цветов на окне, а также встроенному в стену гардеробу с зеркальной дверью, просторной двуспальной кровати, паре стульев и прикроватной тумбочке, плотно заставленной какими-то флакончиками и баночками. Милавин сел на кровать, бездумно осветил фонарём всё, что стояло на тумбочке. Жидкость для снятия лака, духи, капли в нос, роликовый дезодорант и так далее. Всё-таки здесь хозяйничала женщина.

Клацая когтями по полу, в комнату неспешно вошёл серо-коричневый волк, немного постоял в дверях, принюхиваясь, затем демонстративно лёг на ковёр прямо посреди спальни. Несколько секунд он смотрел на Андрея, как будто ожидал, что тот скажет, но Андрей промолчал, тогда зверюга, смачно зевнув, уложила голову на лапы и прикрыла глаза.

– Слушай, а чаю у тебя нет, – послышался из соседней комнаты голос Невесты.

– Нет, всё закончилось, – остатки чая Иван отдал обитателям Лубянки.

– Жалко… Ну тогда я пойду прогуляюсь. Посмотрю, что там, на верхних этажах делается.

Босые ноги звонко прошлёпали по полу, затем лязгнул замок входной двери, и стало тихо. Милавин снял кожаную куртку, он хотел бросить её на стул, развернулся… и вздрогнул. На стуле кто-то сидел. Схватив фонарь, он высветил Сашку. Андрей выдохнул и едва сдержался, чтобы не ругнуться. Он абсолютно не слышал, как она вошла, хотя удивляться тут нечему, теперь его дочь не ступала по полу, а беззвучно плыла над ним лёгкой дымкой.

– Можно, я тут посижу, – её голос, как и она сама – это лишь тень прежней Сашки. Он как будто многократно отражённое, уже затухающее эхо её обычного голоса.

– Конечно, родная, – вытолкнул из себя Милавин. Он понимал, что должен поговорить с ней, найти какие-то слова, утешить, ведь девочке сейчас, наверняка, в сотни раз хуже, чем ему. Но когда он заглядывал внутрь себя, чтобы найти эти важные слова утешения, то натыкался на пустоту, перед ним открывалась всё та же бездна, и тогда любые слова казались глупыми, глумливыми, никчёмными. Если бы он мог, он бы сейчас обнял дочь, крепко прижал её к себе, погладил по волосам и этим сказал бы всё, что нужно. Она бы тоже обняла его за плечи, уткнулась мордашкой в грудь и зарыдала, а он бы качал её на руках, как раньше, когда убаюкивал перед сном. И так обнявшись, они бы и уснули. А утром стало бы чуть-чуть полегче…

Андрей почувствовал, что вот-вот заплачет, крепко зажмурил глаза, рукой смазал повисшие на ресницах капли и поспешил отвернуться от дочери. Куртку, которую до сих пор держал в руках, он бросил на пол, туда же отправился разгрузочный жилет. Потом он торопливо разулся, выключил фонарь, лёг на кровать и, завернувшись в мягкое ворсистое покрывало, отвернулся к стене.

«Твою же мать! Скорее бы закончился этот проклятый день. А новый никогда не начинался…»

Но сон не шёл. Лёжа в абсолютной темноте, Милавин всё вспоминал случившееся сегодня. Не искал ошибки и виноватых, а просто не мог выбросить из головы и заставить себя уснуть. Из соседней комнаты время от времени доносилось позвякивание металла о металл. Чистка оружия была в самом разгаре.

Когда же, наконец, он начал соскальзывать в сон и уже не контролировал поток собственных мыслей и воспоминаний, снова громыхнул входная дверь квартиры. Андрей вздрогнул и проснулся, услышал лёгкие шаги босых ног, а потом притворно обиженный и жалостливый голос Морошки из соседней комнаты.

– Я замёрзла.

Враньё, – после паузы произнёс Иван. – Ты не мёрзнешь.

– Ну и что? – с вызовом откликнулась она, – Это не повод, чтобы заставлять девушку ждать.

– Не сегодня.

– Почему?

Поводырь промолчал, но Невеста не собиралась так просто отступать.

– Нет уж, ты скажи, почему?! Он в шаге от того, чтобы согласиться на мой уговор и спасти Макса. Не знаю, каково тебе, а я прямо огнём горю, вот-вот искры из глаз посыплются. С этим надобно что-то делать! А ты сидишь тут, как пень в ясный день?!

Иван молчал некоторое время, прежде чем ответить.

– Он сегодня всё потерял.

– И что теперь, жалеть его? Ни ты, ни я тут не при чём. Всё получилось само собой. Ну да, сегодня он потерял свою дочь. И что? Ты сына своего уж третий год найти не можешь. И кому из вас тяжелее? Кто кого ещё пожалеть должен?

– Мне его жалость не нужна, – хрипло огрызнулся Поводырь.

– Ему твоя тоже. Жалость, если хочешь знать, вообще пустое чувство, она никому не нужна. Сильного она унижает, а жалеть слабого так и вовсе глупо. Вот ты – сильный, я сразу это увидала. Ну так и будь сильным. Жалость твоя не поможет твоему сыну. Чтобы спасти его, ты должен быть беспощадным. Иначе тебя тут же сожрут, особенно здесь. Здесь нельзя по-другому, да ты и сам разумеешь.

– С волками жить – по-волчьи выть, так? – судя по интонации, он горько усмехнулся.

Верно!

– А разве жить с волками и выть, как волк, не значит быть волком?

– А ты и есть волк, Ванюша, – похоже, Морошка всерьёз разозлилась, от прежнего насмешливого тона не осталось и следа. – Матёрый волчара, который разорвёт любого, кто встанет у него на пути. Я это знаю, он это знает, да любой, кто говорил с тобой больше пяти минут, это разумеет. Один ты не хочешь, и время от времени корчишь из себя моралиста. Хватит кривляться! Будь самим собой и наслаждайся!

– Снова предлагаешь войти в твою стаю?

– В нашу, Ванюша. В на-шу, – повторила она по слогам. – Тебе там самое место. А если кто из них вздумает перечить, у тебя хватит сил заткнуть любого, даже вожака.

– Я тогда уже сказал: это не по мне. С тех пор ничего не изменилось.

– Да уж, ты тогда наговорил… Мол, мы слишком жестокие, кровожадные, что в нас не осталось ничего человеческого. Но это не мы такие, это жизнь такая.

– Жизнь? Что-то я не видел здесь других волчих стай.

– Ну а зачем нам конкуренты? – хрипло рассмеялась Невеста. – И потом, наша кровожадность и бесчеловечность не мешает тебя с нами общаться, поить меня чаем и всё такое. Разве нет? Это от того, что в душе-то ты один из нас.

– Нет. Это потому, что я должен вернуть своего сына домой, – голос Ивана прозвучал твёрдо, уверенно.

– На да. То есть на самом-то деле мы тебе отвратительны, да? А я, поди, в первую голову?

Он опять промолчал.

– Та-ак. Вот и поговорили… – Морошка зло, отрывисто рассмеялась. – Ладно, насильно мил не будешь. Мы навязываться не станем. Уйдём, раз такое дело.

Не прозвучало никакой команды, но волк, что лежал посреди спальни, поднялся на ноги, отряхнулся и вышел за дверь.