Владимир Ешкилев - Андрогин

– Об амазонках не слышал, а женщины у нас белокожие, чернявые и стройные. Они не воинственные и вовсе не беспощадные. Добрые христианки.

– Они стройнее итальянок? – улыбнулась Констанца.

– Я видел не так уж много итальянских красавиц, чтобы дерзал сравнивать. Если они все подобны вам, Констанца, и вашей сестре…

– Не все, – фыркнула Клементина.

– Манти права, – улыбнулась жена банкира. – Иногда встречаются такие чудища!

– Как, к примеру, толстозадая дочь графа Рески.

– Манти, не будь жестокой к несчастной Матильде.

– Я не жестокая, я искренняя. У Тильды гадкие рыжие волосы, похожие на парик Простака Мака [72].

– Вам, Григорий, еще предстоит познакомиться с итальянками поближе, – улыбнулась Констанца. – Наши женщины нежные, мечтательные и страстные, они любят силу и решительность, уважают щедрость и куртуазный подход. Они влюбляются в разбойников и гордятся кровью, пролитой во имя любви. И еще – они никогда не прощают предательства. Опаснейшее из существ, рожденных под солнцем, – итальянка, которую предали. Она яростнее льва и мантикоры, коварнее иезуита и злопамятней калабрийского арендатора. Вы не найдете ни одной итальянки, которая не держала бы в секретном ящичке флаконов со смертельными ядами. Мужчины-предатели долго у нас не живут.

– Я смиренный школяр и причетник, Констанца, далекий от плотских игрищ мира сего.

– О, я знала нескольких смиренных школяров из местных. Из очень уважаемых и набожных семейств, – масонка улыбалась, но в ее глазах не было смеха. – Потом они оказались страстными любовниками и погубили немало красавиц. Тоже смиренных и набожных. Тоже из лучших фамилий Триеста. Эти истории заканчивались печально. Убийствами, самоубийствами, пожизненными заточениями знатных грешниц в суровые монастыри. Плоть – страшный деспот и жестокий палач. Вы, Григорий, когда-нибудь задумывались над этим?

– Да, задумывался, – нахмурился Сковорода. – Последнее время я много размышлял над одной из глубочайших и запретнейших тайн плоти.

– О, кажется, это уже нечто, находящееся за пределами смирения, – прищурилась Констанца. – И что же это за тайна?

– Тайна предивного Андрогина.

– Андрогина? Двуполого существа?

– Двуполое существо именуется гермафродитом, – напомнила Клементина. – В честь дитя Афродиты и Гермеса, то есть Венеры и Меркурия.

– Андрогин – это не гермафродит, – заметил Григорий. – Это особое творение Бога, гармонически объединяющее два исконных начала – мужское и женское. Как на телесном, так и на духовном уровнях. Это творение обладает истинным равновесием сущего, его природный магнетизм сопричастен не внешнему миру, а его собственному самобытному естеству. Из всех творений Бога только Андрогин пребывает в нерушимом естественном спокойствии, в состоянии Священной Исихии [73]. В таком безграничном совершенном спокойствии, которым преодолевается животное ограничение, изначально наложенное на все существа. Я знаю, что существуют древние египетские эмблемы, на коих начертаны правдивые знаки Андрогина, и что ними объяснен тайный смысл его пронзительного назначения.

– Цельбе говорил мне, что вы просили для изучения эмблематические книги, – вспомнила Констанца. – Так вы хотите отыскать там изображение Андрогина?

– Да.

– Я помогу вам, – пообещала масонка. – Но путь к Андрогину может проходить не только через книги.

– Я думал над этим.

– И что ж надумали?

– Возможно, вам известно, что я добирался сюда со странствующим цирком. Мы ехали несколько недель. Среди цирковых лицедеев были брат и сестра – Амадео и Амалия. Юные создания, почти дети, но уже опытные в делах плотской похоти.

– Актерских детей очень рано развращают, – вмешалась Клементина. – Сами их родители…

– Подожди, Манти, дай Григорию договорить, – шикнула на нее старшая сестра. Вино уже сделало свое дело – ее щеки порозовели, губы налились чувственной и властной силой. Венера сошла со своего олимпийского трона, горячее дыхание богини коснулось естества Констанцы, пламенеющих в нем горнил Эрота. Венерическая мощь восставала, текла и разливалась по всему ее телу, и она ничуть не противилась этой внутренней революции.

Клементина мгновенно ощутила, как магнетизм Венеры овладевает лабиринтами плоти сестры. Дочери Гино Анатолли с детских лет пребывали в тесном эмоциональном контакте. Клементина бросила на Констанцу короткий радостный взгляд и тут же почувствовала, как уже в основании ее собственного живота обретает жизнь нечто, похожее на очень горячий и очень подвижный шарик. На мгновение она замерла в счастливом предчувствии.

«Приветствую тебя, о Сладостная! Приветствую зарождение соков твоих, о великая богиня пределов и проникновений!» – мысленно возликовала младшая сестра. Она чуть развела ноги, открывая телу возможности для напряжений и увлажнений. Скрытые занавесом музыканты словно уловили настроение сестер. Скрипки заиграли анданте.

– Эти подростки поразительно похожи друг на друга, – не замечая происходящего, продолжал Григорий. – Иногда во время представлений их намеренно переодевали, и нельзя было определить, кто из них мальчик, а кто девочка. А еще, как бы в подтверждение своей двойственной сути, они занимались делами Амура и с женщинами и с мужчинами.

– У Амалии была аманта? – спросила Констанца.

– Да, и не одна. А ее брат, представьте себе, за мзду малую спал с мужчинами. Но и противоположному полу они не отказывали в удовольствиях. Когда они были вместе, то казались одной натурой, почти поровну разделенной на два существа. Они гармонично двигались в одном ритме, когда танцевали и жонглировали, одновременно грустили и радовались. Когда Амалия простудилась, Амадео также мучился головной болью, хотя сам не болел. Если Амалию звали к импресарио, то Амадео также искал ласки в мужских объятиях. И, наоборот, когда с его сестрой была женщина, он желал женской нежности. Мне показалось, что существует нечто незримое, какие-то невидимые неощутимые жилы, соединяющие этих двоих. Они друг без друга не могли долго жить. Между ними существовал натуральный, сиречь истинный магнетизм. Тот, о котором свидетельствуют мартинисты в запрещенных трактатах. Магнетизм сей властвовал над их телами, царил в их душах. Когда Амалия и Амадео спали вместе, то прижимались друг к другу так плотно и нераздельно, что казались сиамскими близнецами.

– Очень интересно, в самом деле, – оценила рассказ Констанца и длинным глотком осушила свой бокал. – А вы видели сиамских близнецов?

– Видел заспиртованных. В Санкт-Петербурге, в Кунсткамере.

– Нам с Клементиной рассказывал о сиамских близнецах Казанова. Вы с ним знакомы?