Владимир Ешкилев - Андрогин

Наконец Констанца хрипло вскрикнула и запрокинула голову. Клементина оторвалась от ее содрогающейся плоти и сразу же подставила свое красное и мокрое лицо под работу големских башен.

Тем временем Лидия взгромоздилась на Григория, приняв в себя еще и лакея. Школяру, который наблюдал эту диспозицию амурной бестии с «големом» как бы со стороны, подумалось, что ныне он совокупляется с некоей подлой и оскорбительной пародией на Андрогина. Тем не менее, ему настоятельно захотелось «возвратиться» в свое тело и ощутить не только плоть Лидии, но и любовную работу «голема» в ее разгоряченном теле. О таких ощущениях ему рассказывали завсегдатаи пресбургских притонов, но сам он доселе их не испытывал. Его любопытство в тот миг оказалось союзником врага рода человеческого. Союзником темных богов и того, канувшего в небытие, мира, где эти боги кроваво властвовали над людьми.

Однако предусмотрительная Минерва (или же Сила высшего порядка) не допустила профанации. Наблюдающее естество Григория не соединилось с естеством блудящим. Он продолжал смотреть, как Констанца уступила свой широкий трон Клементине и пыхтящим от напряжения «големам», а сама подошла к трем сплетенным телам: Лидии, лакея и его собственному. Поглаживая свои до синяков зацелованные груди, она несколько минут откровенно наслаждалась зрелищем. Затем масонка выпила еще один полный бокал вина, скрутила растрепанные волосы в «хвост», проворно залезла на стол, проделала там несколько танцевальных па, смахнула со стола часть посуды и ловко присела над опрокинутым лицом того, в ком Григорий уже едва узнавал самого себя.

Даже в этой позиции Констанца была прекрасна. Ее гибкий стан выгнулся дугой, а груди вызывающе напряглись и заострились, демонстрируя наблюдающему естеству Григория свое совершеннейшее строение. Вероятно, блудящее естество школяра не ударило в грязь лицом и доставило супруге банкира искомое удовольствие. Констанца тяжело и часто задышала. Лидия попыталась присоединиться к процессу, но хозяйка оттолкнула ее лицо.

Амурная бестия зашипела, но смирилась и вернулась к нижней позиции.

Внезапно Григорий ощутил нехватку воздуха. Голова закружилась, огни свечей поплыли перед его глазами. Он понял, что тело Констанцы вот-вот задушит его. Он взмолился Минерве, прося ее срочно вернуть его дух в тело, но не успел завершить языческое моление. Хищная тьма навалилась на него лесным медведем, сознание стало меркнуть.

Надоблачный хор грянул: «Ныне отпущаеши!»

«Зело нелепая приключилась кончина, как для особы духовного звания», – успел подумать Сковорода перед падением во влажную и горячую беспредельность.

Павел Петрович Вигилярный вновь шагал по черно-белой «шахматной» равнине. Теперь эта пустыня была холодной, а безжалостное солнце пряталось за ширмой белесого тумана. Он оглянулся вокруг, ища ротонду, где в прошлый раз беседовал с Маской. Но ее нигде не было. Он шагал, шагал, шагал. Ничего, кроме искусственной геометрической беспредельности. Тогда его охватил протест против окружающей бессмысленной простоты, и он решился на маленький бунт. Присел на холодные плиты и обратился к черно-белому Ничто: «Сами меня найдете».

Но никто его не искал. Из-за пределов сна грубо надвинулась чужая воля, и он проснулся, ощущая, что его тормошат за плечо.

– Просыпайся, брателло, – услышал сновидец голос Вигилярного-старшего. – Дело есть.

– А до утра это дело не подождет? – Павел едва разлепил веки, под которыми еще не погас серебристый свет иного мира.

– Нет, не подождет.

– Ну, говори.

– Где эти твои канделябры, хочу на них глянуть.

– Вон там стоят, – Павел показал на гардероб. – Смотри, изучай. Протрави кислотой. Потри пастой ГОИ. На зуб можешь попробовать.

– Ты их экспертам показывал?

– Нет. – Младший брат в темноте искал джемпер; ночью в долину Прута сполз горный холод. – А зачем мне их светить перед экспертами? Какого черта? Две барочные железки, на три свечки каждая. Гребаный восемнадцатый век. И ради чего я должен был кинуть в клюв экспертному дятлу еще пару сот евро? Чтобы услышать то, что и сам знаю?

– Понял тебя. Дрыхни дальше.

– Стоп, братан. Скажи-ка по правде, на фига это тебе в три часа ночи канделябры понадобились?

– Я же тебе уже сказал, хочу на них посмотреть , – Александр Петрович вынул канделябры из гардероба, закрыл за собой скрипучую дверь, вышел из комнаты.

– Ну, смотри, смотри, – проворчал Павел, надел джемпер и снова нырнул под одеяло.

«Зябко в этих хваленых Карпатах. Не стал бы я здесь жить. Ни за какие пряники», – решил он.

Нежданно, уже на грани нового сна, Павел Петрович услышал:

« Сами тебя найдем ».

Александр Петрович спустился на первый этаж и открыл ту комнату, где когда-то собственными руками строгал, клеил, вырезал и покрывал лаком подарочные шкатулки. Большие и маленькие, с узорами и без, с латунными замочками, бархатной обивкой и цветными вставками. Теперь сувениры делали племянники Марии. И не в доме, а в арендованном цеху, где стояли большие станки и досушивались пахучие еловые доски.

Домашняя мастерская потихоньку покрывалась паутиной и пылью.

Вигилярный-старший установил канделябры на плите столярного станка, нашел среди инструментов лупу и принялся внимательно изучать поверхность подсвечников. Еще во время ужина опытным глазом мастера он заметил, что в одном из канделябров верхняя часть с «чашками» сместилась на четверть оборота относительно подставки. Он догадался, что канделябр собрали из отдельных элементов, способных вращаться вокруг вертикальной оси.

Александр Петрович почти сразу нашел то, чего не заметил (да и не мог заметить) его брат-гуманитарий. Тщательно зашлифованное, закрытое широким обжимным кольцом место винтового соединения там, где канделябр разветвлялся к трем свечным патронам. Он попытался открутить его среднюю колоннообразную часть, но невидимый фиксатор (крючок, шплинт, что-то более хитрое?) сопротивлялся его усилиям. Александр Петрович понял, что мастер, изготовивший канделябр, оснастил его так называемым «секретом» – механизмом, принцип действия которого способен раскрыть либо посвященный в тайну канделябра, либо другой мастер, не менее опытный, чем автор «секрета». Подобные механизмы «карпатский эсквайр» и сам устанавливал в шкатулки и секретеры по просьбе заказчика или просто по причине любви к сложной механике.

Поэтому он понимающе улыбнулся, обнаружив «секрет» – механическую шараду безымянного коллеги, жившего триста или более лет тому назад.

«И что ты здесь, парень, такого хитростного намутил? – мысленно вопросил он творца канделябров. – Ну, посмотрим, посмотрим…»