Леонид Габышев - Жорка Блаженный

— Был, но я его много-много лет не видел. Не знаю, живой ли.

— А как твоего брата зовут?

— Паша.

Мужчина улыбался.

— Жора, не узнаешь? Ведь твой брат — я!

— Подожди-подожди. — Я стал внимательно мужчину разглядывать.

Точно, он походил на отца. Такие же широкие брови, нос… И я вскричал…

— Паша!

Мы обнялись и заплакали. Брат достал из дипломата бутылку водки, колбасу и полбулки хлеба, а я засуетился возле маленького холодильника.

— Да ладно тебе, нам и этого хватит.

Мы сели на кухне и выпили по рюмке. Сегодня решил пить, Бог с ним, что потом будет болеть голова. Брат приехал!

— А ты слыхал про нашу Васильевку? — спросил Паша.

— Не-е-ет.

— Все, нет больше нашей Васильевки. Неперспективной оказалась…

Мы вспоминали деревню, родителей, райцентр и пили, пили горькую.

— Как поживаешь? — спросил брат.

И я ему все о себе рассказал, все — даже о женщинах.

— Да-а-а… А ты сейчас в своем уме?

— В своем.

— Ох, Жора-Жора, попадешь ты из-за этих женщин в переделку. Я из-за них два раза сидел. Мы в Васильевке жили, когда в первый раз попал в переплет. Классным руководителем у нас была Маргарита Федоровна, учитель русского языка и литературы. После института приехала. Закончили седьмой класс и пошли как-то на речку купаться. Ну, ясное дело, баловались там с девчатами. Когда накупались, все стали одеваться, а я сижу в воде — он у меня встал. Думаю: вылезу — мы все в семейных трусах, — а он будет торчать. Маргарита Федоровна говорит: «Паша, вылазь», а я ни гугу. Она поняла, конечно, и повела класс в деревню. Я оделся и догнал.

Осенью пошли в школу, и Маргарита Федоровна говорит: «Паша, будешь помогать мне оформлять стенгазету». Она хорошо рисовала. Я подумал: почему меня? После уроков пришел к ней домой.

Оформляем стенгазету день, второй. Она такая ласковая. Несколько раз как бы случайно задевала меня своей ядреной грудью. Я ноль внимания. И вдруг как бросится на шею и стала меня целовать. И в кровать. Я стесняюсь, покраснел…

Ну и понеслось у нас. Хоть и молодой, но здоровый — вырос на мясе и молоке… И стала она учить разным способам… А на уроках стесняюсь ей отвечать, краснею…

Однажды не закрылись и к нам ввалилась завуч Антонина Ивановна, старая дева. Она через стенку жила. Увидев, схватилась за голову и как заорет! И бегом к директору школы… Собрали педсовет, и нас исключили из комсомола. А Маргарита Федоровна говорит: «Прошу уволить меня с работы. Я уеду отсюда».

Пришел домой, топчусь на кухне, мать около печки крутится. «Паша, ты что в школе натворил, вон учительница идет». Маргарита Федоровна заходит и бросается мне на шею. Целует и говорит: «Паша, Паша, давай поженимся и уедем». Мать в слезы: «Да он же еще маленький…»

А когда в райцентре заканчивал десятый класс, закрутил с учительницей истории… А она оказалась девушка… Я уезжал учиться в институт, и как она плакала!..

А что в институте было! Кошмар! После диплома у меня с одним парнем вышел конфликт — его девушка прилипла ко мне, поженимся, говорит. А я всего несколько раз с ней был, и то сама на себя затащила. И вот этот парень решил выяснить со мной отношения. Полез драться. Я отделал его, а он подал заявление в милицию — дядька у него в управлении внутренних дел работал. Ну, и дали мне за хулиганство три года. А девка эта так за него замуж и не вышла.

Ох, и осерчал я на милицию крепко. Отца убил мент, меня на три года упекли тоже при помощи мента. В зоне сидел один из Васильевки, и когда стал освобождаться, попросил его передать нашему бывшему участковому Пахомычу, что откинусь — и его, суку, замочу первым делом. Грохнул бы или нет, не знаю.

Освободился и поехал в райцентр. Иду к тетке, а по пути жена Пахомыча встречается. «Паша, — говорит, — Пахомыч-то удавился, сегодня девять ден. Пошли к нам, помянешь». Пошел. Помянул. И узнал: наш двоюродный брат, Вадим, женился на племяннице Пахомыча. Вот дела!

Брат закурил и продолжал:

— Повидался с родственниками, съездил в Васильевку и рванул подальше… Но жизнь не получилась. Закрутился с женщинами — как же, изголодался за три года. И связался с замужней. А муж с братом решили меня проучить. Но у меня кулак вон какой… И второй раз за хулиганство — четыре года.

Освободился — и тут повезло: встретил хорошую женщину, поженились. У нас сын уже в техникум пошел. А в Москве я впервые. Была командировка, упросил начальство, и послали меня. Инженером на заводе работаю. Живем в Барнауле. Думал, если ты живой, разыщу. В справочном сразу дали твой адрес. Вот такие дела.

Допили бутылку, и брат говорит:

— А что, Жора, если обменять тебе квартиру на Барнаул? Здесь ты один, а там рядом будем. Доведут тебя женщины до могилы. А в Барнауле тебе бабенку найдем. А?

— Не против.

— Приеду домой, и все с женой обсудим. А сейчас вот что предлагаю: давай махнем в Васильевку. Сходим на кладбище, пройдемся вдоль речки, погуляем по лесу.

— Поехали, — поддержал я.

— У меня командировка на неделю, но я дня за три все обстряпаю. Надо только достать билеты на самолет.

Брат ушел, а я радостный заходил по комнате. Если получится — скоро будем на родине.

На следующий день Паша позвонил:

— Братан, все в норме. Билеты достал. Завтра, после обеда, буду у тебя.

Паша пришел веселый.

— Завтра утром летим!

Пообедали и пошли гулять.

Около троллейбусной остановки я предложил:

— Поехали в парк?

Брат согласился.

Подошел троллейбус. Но тут перед нами вырос улыбающийся мужчина.

— Мужики, душа горит, а денег нет. Сейчас покажу фокус, если понравится, дайте сколько сможете.

— Валяй, — поддержал брат.

Мужчина подошел к троллейбусу сзади, отвязал от лестницы веревку и, потянул на себя, опустил штангу. Мимо проходил интеллигент в очках и с портфелем.

— Товарищ, — обратился к нему фокусник, — помогите, пожалуйста…

Интеллигент поставил между ног портфель и перекинул через плечо веревку… Фокусник исчез, а из салона вышел водитель. Обойдя троллейбус, увидел полусогнутого очкарика, с усердием державшего веревку. Штанга колебалась.

Обложив интеллигента матом, пнул ему под зад. Очкарик стал оправдываться, а водитель, неистово матерясь, установил штангу.

Мы хохотали от души. Вынырнул фокусник.

— Ну как? — он глядел выжидающе.

— Мастак, — оценил Павел и протянул червонец.

Вечером брат достал из дипломата толстую папку и положил на стол.

— Жора, тут вот какое дело. Мой сосед просил передать рукопись в какой-нибудь столичный журнал. Он отсидел двадцать лет. Здесь и проза и стихи. Я закрутился в Москве, а сегодня суббота, редакции не работают. Когда приедешь, отнеси рукопись в какой-нибудь журнал.

Утром встали рано и поехали в аэропорт.