Андре Бринк - Мгновенье на ветру

Элизабет в ужасе спешит отвернуться, а он вынимает газель из петли, разрезает ей брюхо и выпускает кишки, потом взваливает тушу себе на плечи. Густая липкая кровь бежит струйками по его груди, животу, собирается внизу в волосах.

Они молча идут по сумеречному лесу и наконец выходят на узкую тропу, которую прорубили в колючих кустах. Здесь гораздо светлее, облака над головой мирные, безмятежные.

Но она еще не рассталась с лесом. «Какая тишина, покой, — думает она, — но совсем близко, в темноте, затаились звери».

У себя дома, в пещере, она отказывается есть поджаренное им мясо.

…Как поглощенно, с каким изумлением рассматриваешь ты свое тело, будто не веришь, что оно принадлежит тебе. Ты каждый раз останавливаешься на пороге пещеры, чтобы тебя обдало ветром. Вот ты закрыла глаза и подставила лицо соленым брызгам. Ты любишь сидеть возле самого костра, чтобы тебя окутывал дым. Любишь бродить во время отлива по мелким лагунам среди камней; встав на колени, ты часами следишь за игрой маленьких серебристых рыбешек, шевелишь в воде водоросли побегом молодого бамбука, а если я неожиданно подойду, ты виновато краснеешь.

Все вокруг полно тобой, все повторяет очертания твоего тела — дальние лагуны среди камней, пышное перо папоротника, раскрывшийся стручок фасоли, силуэт чайки в полете, барханчики на песке, дикие тыквы-горлянки, клонящееся под ветром дерево, брызги волн, морская пена.

Иногда ты вдруг умолкаешь посреди разговора и глядишь на море, вдаль. Ты в задумчивости собираешь раковины, такие маленькие, что их трудно разглядеть, чуть больше песчинки, но совершенной формы, круглые и вытянутые конусом, красные, зеленые, оранжевые; ты бережно приносишь их на ладони в пещеру и, любуясь, старательно раскладываешь, а потом забываешь о них. Ты до безумия любишь воду, любишь мыться, плескаться, плавать, ты точно впитываешь воду в себя и не можешь ею насытиться. Ты часто разговариваешь во сне, произносишь непонятные слова, — что они значат? — смеешься, всхлипываешь…

И еще: ты часто ускользаешь из пещеры или с пляжа и идешь одна за скалы, бродишь по дикому берегу, поднимаешься вверх по оврагам, даже захаживаешь в лес.

— Я тоже с тобой пойду.

— Нет, ты останься.

— Но что ты делаешь, когда бываешь одна?

— Что делаю? Ничего. — Ты удивилась моему вопросу. — Просто брожу. Смотрю, слушаю.

— Что же ты слушаешь?

— Что слушаю? Тишину, — смущенно отвечаешь ты.

И снова ты исчезла.

Почему ты так стремишься быть одна? Разве тебе плохо со мной? Или от меня-то ты и бежишь? Хочешь скрыть свои сомнения, тревогу? О чем ты думаешь вдали от меня? О Капстаде? О людях своего племени, о прежней жизни? Когда я начинаю тебя расспрашивать, ты лишь качаешь головой. Тебе все еще кажется, что я не пойму?

Когда я с тобой, в тебе, ты закрываешь глаза — почему? От счастья? Или потому, что ты хочешь меня отстранить?

Придя как-то утром к речке за скалами, они снова видят убитую змею: ее сверкающая зеленая чешуя покрылась слизью, все тело облепили огромные синие мухи. И запах — кому бы пришло в голову, что от змеи может исходить такое зловоние? Значит, у нее такая же плоть, как у человека и у зверя? Значит, мы ничем друг от друга не отличаемся?

— Ты должен научить меня всему, что умеешь сам.

И он ее терпеливо учит. Учит добывать огонь трением с помощью палочки и можжевеловой чурки, учит находить коренья и, смешивая с медом, делать хмельное пиво, учит шить из шкур бурдюки мехом внутрь, чтобы было в чем носить воду, показывает, какие ягоды съедобные и как отличить их от ядовитых, какими травами лечат лихорадку, как остановить кровь с помощью паутины. Объясняет, что, когда увидишь богомола, нужно замереть и не шелохнуться, иначе ты помешаешь ему молиться богу Тсуи-гоаб. Показывает, какие клубки надо есть, чтобы утолить жажду, как приготовить смесь для курения, чтобы видеть сны с открытыми глазами и испытать глубокий покой. Как узнать по поведению птиц, что близко змея, где искать мед, по каким приметам предсказывать дождь… как находить путь по звездам…

Как нужно выделывать шкуры, чтобы кожа была мягкой? Как сшить из них кароссу? Дни пока стоят теплые, но ночами прохладно, и скоро нам понадобится одежда.

Научи меня, что должна делать женщина, когда она любит мужчину и хочет дать ему радость? Мне столькому предстоит научиться.

Научи меня ловить крабов, чтобы они не кусали клешнями за пальцы. Как ты плетешь сети? Где водятся омары и устрицы? Как ловить речных раков?

— И еще расскажи мне о море.

— Нельзя рассказать о море. Море надо почувствовать.

— Как же его почувствовать?

Он долго глядит на нее, размышляя. Потом слегка улыбается.

— Если хочешь, я тебя научу. Пойдем.

Он поднимает ее за руки и ведет на берег. Часа полтора назад начался прилив, вода медленно поднимается, но они шагают по мелководью навстречу волнам. Вокруг их мокрых бронзовых ног плещется пена.

— Куда мы идем?

Он указывает на маленький скалистый островок в бухте, где он обычно ставит сети.

— Но ведь начался прилив, мы не успеем вернуться.

— Море должно тебя окружать, иначе его не почувствуешь.

Они карабкаются по скользкой черной скале вверх. Наверху несколько широких каменных уступов с лужицами воды в углублениях, они точно ступени спускаются к песчаной овальной площадке — ярда четыре в длину и около двух в ширину, песок там еще белее и мельче, чем на берегу. Над площадкой возвышается острый черный гребень.

Элизабет была здесь раньше только во время отлива и теперь с сомнением глядит в сторону берега.

— Как же мы будем возвращаться?

— Мы подождем, пока вода спадет.

— Но ведь это долго!

— Да, долго.

Когда о скалы разбивается особенно большая волна, их обдает мелкой водяной пылью.

— Не знаю… — нерешительно говорит она.

— Ты же сказала, что хочешь почувствовать море. — Он опускается на корточки возле маленького водоема в углублении скалы.

— Что же мы будем делать столько времени?

— Ничего.

Она неуверенно глядит в его спокойное бесстрастное лицо, глядит на полосу кипящей воды, которая отделяет их от берега. Волны поднимаются все выше.

— Ты в самом деле хочешь вернуться? Сейчас еще можно доплыть, — говорит он. — Но скоро будет опасно.

Она в смятении глядит на берег, который находится всего в сотне ярдов от них, на высокие красные скалы… Наверху лес, внизу валуны и белый песок, а где-то посередине, в отвесной стене, черное отверстие пещеры — их дом. Кричит морской орел.

— Нет, я останусь, с тобой, — обреченно говорит она и садится возле него на уступ.

На гладкой поверхности скалы мозаика из рачков и ракушек, некоторые совсем старые, их панцири и створки обломаны, выщерблены, но все равно достать сидящего внутри моллюска невозможно. По дну водоема ползают беззубки и кальмары, оставляя на песке замысловатые узоры. Из своих тайных убежищ выплывают крошечные рыбки, мелькнут на солнце и снова исчезнут в тени. Вон алые морские звезды, пурпурные актинии лениво колышут бахромой. Крабы, ярко-зеленые водоросли, а в дальнем углу, в тени, медленно шевелятся красные с белым щупальца осьминога.