Борис Пугачев - Школа обмана

— Вон, Гриша подъехал, — прервал философские размышления Родика Михаил Абрамович. — Сейчас окажется, что все твои сомнения и переживания надуманны.

— Что бы мы ни увидели в пакете, сомнения мои это не развеет. Однако если пакет никто не вскрывал, то сомнения перейдут почти в уверенность. Предположить, что в таком уважаемом английском учреждении ошиблись, — трудновато. Дожевывай, и пошли к Грише в кабинет.

Григорий Михайлович еще не успел принять свою излюбленную позу и закурить сигариллу. Он стоял у стола, на котором лежал знакомый Родику пакет. Родик взял его в руки и тщательно осмотрел:

— Похоже, оправдываются мои самые плохие предчувствия. Вероятно, его не вскрывали. Впрочем, гасите свет, закрывайте шторы. Сейчас мы это узнаем точно.

Михаил Абрамович щелкнул выключателем, а Айзинский сомкнул жалюзи. Комната погрузилась в сумрак, и Родику понадобилось несколько минут, чтобы зрение адаптировалось. Проникающее в окно уличное освещение позволяло различать отдельные предметы, но аккуратно открыть пакет не получалось, и Родик попросил:

— Миша, зажги свет, пожалуйста. Гриша, у тебя где-то был резак… Если не трудно, одолжи мне его.

Родик, прижав линейкой кромку пакета, провел вдоль нее резаком и скомандовал:

— Миша, быстро выключай свет.

Когда свет погас, Родик не без труда отделил от внутренней части конверта прямоугольный лист. Даже в темноте было видно, что лист совершенно белый.

— Зажигай свет, — грустно произнес Родик.

На свету лист в руке Родика начал менять цвет и вскоре стал бордово-черным.

— Ну вот… Все в дерьме, и тут выхожу я во всем белом… Это я и предчувствовал. Пакет не вскрывали.

— И что из этого следует? — спросил Григорий Михайлович.

— Пока ты по лошадям ходил, мне в голову с подачи Миши пришла мысль о том, что все мы простые лохи. Мне подумалось: может, Боря не разобрался в истинной сущности продукта, называемого в торговом мире грин кардамоном? Знаешь, часто один и тот же термин понимается по-разному. Подозреваю, что у нас могла сложиться похожая ситуация, и никакого злого умысла не было и нет. Просто Боря взял за образец не тот состав. То, что пакет не вскрывали, косвенно подтверждает мое предположение. Если я ошибаюсь, выпьем за мой счет ящик водки. Однако боюсь, что я прав.

Григорий Михайлович молча закурил, положил портсигар на стол и уставился на него так, будто видел впервые. Потом грустно окинул взглядом кабинет и произнес с какой-то странной усмешкой:

— Ты шутишь… Этого не может быть… Мы вложили огромные деньги…

— Гриша, это одно из разумных объяснений сложившейся ситуации. Мы не можем его игнорировать. Для проверки надо лететь в Лондон. Многократная виза только у тебя… На карту слишком многое поставлено.

— Я и так через два дня должен быть в Лондоне, я уже тебе говорил. Там забраковали двух лошадей из последней партии, предстоит разбираться. А вот как я разберусь с кардамоном — не ясно. Я в этом почти ничего не понимаю. Для меня все эти химические термины — еще со школы тарабарщина.

— Тебе не надо ни в чем разбираться. Нам просто нужен состав того, что они называют грин кардамоном. Ты посетишь лабораторию и объяснишь ситуацию. Думаю, тебе без проблем выдадут наше заключение. Попроси, чтобы в нем указали тестовый состав, это упростит нашу работу. Сразу по факсу перешлешь сюда. Все, на этом твоя миссия закончится, — пояснил Родик.

— А что, Луспа такое заключение не привез?

— Полагаю, что привез, но Боря мне его не показывал. Может, потому, что я не просил, а может, и умышленно. Я думал тогда о другом…

— Ты с Борей это обсудил?

— Не успел. Сейчас позвоним. Он должен быть уже в штабной комнате в гостинице. Однако давай повременим посвящать его в происходящее… И акт или заключение это не стоит запрашивать. Как полагаешь?

— Что ж, резонно. Давайте подождем. Он там один, может запаниковать. Пока это только твое предположение. Пороть панику рано. Согласен, что надо разобраться, но лучше делать это втроем. Не забывайте — у нас зарубежные партнеры. Мы имеем перед ними соответствующие обязательства… Не буду дальше развивать свою мысль. Мне трудно представить, что произойдет, если ты прав. Вложено с каждой из сторон много денег и сил. Деньги — еще ладно… У нас совместное предприятие, могут последовать оргвыводы. Они повредят всему нашему бизнесу.

— Это другой аспект, но частично я с тобой согласен. Однако не надо забывать, что образец грин кардамона предоставила танзанийская сторона. Мы же только разработали технологию получения аналога. Мы перед танзанийцами чисты. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Все последствия на их совести…

— Родик, давай не философствовать. Всегда есть две правды. Они будут доказывать свое, мы — свое. В лучшем случае разойдемся без взаимных претензий, но бизнес кончится. Деньги потеряем, партнеров потеряем…

— Вероятно… Хорошо, несмотря на разные побудительные причины пришли, как выражается вождь, к единому консенсусу — повременим будоражить Борю. Должен заметить, что твои, Гриша, опасения, мягко говоря, странные. Что-то ты вдруг стал уж слишком оберегать Борю. Горьким лечат, а сладким калечат. Боря — взрослый человек и обязан воспринимать обстоятельства адекватно. Мы же тут не бьемся в истерике, хотя я лично очень волнуюсь. Может, я чего не знаю?

— Не спорьте. Я тоже считаю, что надо ограничить информацию нашим кругом, — вмешался до этого молчавший Михаил Абрамович. — За несколько дней ничего в Танзании не случится. Я продолжаю считать, что ты, Родик, все надумал. Хотя кое-какая логика в твоих предположениях имеется. Я просто пошлю Боре бумагу, которую принесла Лена. Хуже не будет. А Гриша в Лондоне разберется. Не будем торопиться.

— Ладно. Действуй. Давайте отвлечемся от грустного. Я расскажу о переговорах с Ключевским, — предложил Родик.

— Интересно, — согласился Григорий Михайлович, закуривая новую сигариллу, — но прежде сообщи, как обстоит дело с гарантийным письмом?

— Пока никакой конкретики. В Таджикистане так быстро ничего не происходит. Восток суеты не любит. Подожди немного.

Необходимое условие для возникновения иллюзии: ее жертва должна принимать иллюзию за реальность.

Поездки по железной дороге Родику нравились. Он, в отличие от многих почитателей самолетов, не считал это потерей времени. В поезде Родик умел спокойно поесть, выпить, пообщаться с людьми и выспаться. Кроме того, он был уверен, что в поезде человек находится в некотором среднем между работой и отдыхом состоянии, а это чрезвычайно полезно во всех случаях, поскольку позволяет оптимально адаптировать нервную систему к изменению условий обитания.