Юрий Гельман - Зал ожидания (сборник)

Солнце перевалило зенит и, разбрызгивая огненные искры, как колесо фейерверка, покатилось к закату.

– А давайте сфотографируемся – для памяти, – предложила Аля, и в ее голосе не слышно было подвоха.

– А я вас и так не забуду, – прищурившись, ответил Петухов, радуясь удачному комплименту.

– Да? Ну, спасибо, – усмехнулась Аля. – И всё же…

– А, была-не была! – решился Петухов, как будто собирался не фотографироваться, а покупать лотерейный билет.

Фотограф долго прилаживал на белоснежную фигуру пиратскую портупею, затем вручил Петухову огромный деревянный пистолет с граммофонным раструбом вместо ствола, долго смотрел в видоискатель, корректируя позы снимавшихся – и на протяжении всего этого времени стайка пацанов, окруживших съёмочную площадку, ухохатывалась от рыжего дядьки, при всей амуниции ну никак не похожего на пирата. Смеялась и Аля, пристроившись между Сильвером и Петуховым, не зная, кому из них отдать предпочтение и, наконец, прижавшись к серебряному плечу, замерла. Щёлкнул затвор, и изображение новоявленных пиратов, уменьшенное в десятки раз, легло на плёнку.

– Ну вот, наконец-то, – облегчённо вздохнул Петухов и добавил, ощутив в себе прилив веселья: – А ну, пацаны, кто следующий?

Вечером на базе отдыха была дискотека. В углу огороженной высоким сетчатым забором волейбольной площадки расположился диск-жокей с аппаратурой. В его огромном арсенале было множество записей на все вкусы, хотя сам диск-жокей явное предпочтение отдавал «рэпу», бесцеремонно навязывая этот звукоряд танцующим. Чаще других, как было, видимо, принято в этом сезоне, звучали шедевры группы «Доктор Албан», сводившие с ума развесёлую молодёжь. Петухов видел по телевизору пару клипов «Доктора», и вокалист с головой, напоминающей ананас, давно вызывал у него отвращение. Нет, Петухов вовсе не был расистом, просто раз и навсегда невзлюбил он эту музыку, не принимала её душа, и тут уж ничего с этим не поделаешь.

Из культурных развлечений по вечерам, обозначенных на доске объявлений, были ещё кинотеатр под открытым небом и телевизор. В кинотеатре сегодня царствовал Шварценеггер, к которому Петухов давно испытывал чёрную зависть, от чего не любил ещё сильнее, чем «рэп». А по телевизору – почему-то сразу на нескольких каналах – транслировали футбол, к которому Петухов был равнодушен.

Итак, первый же вечер был испорчен отсутствием достойных развлечений, и, выбрав меньшее из трёх зол, Петухов отправился на дискотеку. Бегущие огоньки по периметру площадки задавали весёлый колебательный ритм танцующим, и молодёжь – а в основном, здесь, конечно, была она – включившись в эти колебания, живо реагировала на посылы диск-жокея, полностью доверяя ему и находясь в его власти.

Приблизившись к площадке, Петухов притаился в углу и стал наблюдать за танцующими. «Ну что это за танцы, что за движения, срам какой-то!» – подумал он и тут же поймал себя на том, что брюзжит не по возрасту. «Старею, что ли?» – испугался Петухов и попытался отогнать от себя нехорошие мысли.

И вдруг в бешено дёргающейся толпе он увидел Алю. Раскованно и отрешённо, до самозабвения уйдя в заданный ритм, она совершала телом такие движения, от которых у ретрограда Петухова захватило дух. А сколько лёгкости, сколько грации было в ней! «Вот это женщина!» – воскликнул в душе Петухов, и в одно мгновение ему вдруг пригрезились чарующие перспективы случайного знакомства. Но не успел Петухов искупаться в своих грёзах, как сон растаял. Рядом с Алей танцевал Талды-Булдыев. Впрочем, танцем движения гиганта можно было назвать с большой натяжкой, они напоминали скорее раскачивания из стороны в сторону тоскующего в зоопарке слона. И, тем не менее, Талды-Булдыев был там – рядом с королевой, а он, Петухов, жалко прижавшись к сетке ограждения, даже не состоял в свите. Он был шутом, которого забывают короли, когда им весело.

«А этот Булдыев хват! И когда успел?» – подумал Петухов и тут же вспомнил мощное тело соседа по комнате и «машинку», приведшую его в восторг ещё утром. «Так вот почему он спал так поздно! – мелькнуло в голове у Петухова. – Девочки у нас… как он сказал?.. доскональные…»

И тут ему стало жарко. Жарко и тошно. Тошно и обидно. Обидно до глубины души, до слёз. И он хотел уйти, но они, эти двое, заметили его.

Повернувшись одновременно в сторону Петухова, Аля и Талды-Булдыев помахали ему, приглашая в свой круг, но Петухов, изобразив на лице ухмылку, которая по смыслу должна была обозначать «я, мол, выше этого», мотнул головой, как строптивый осёл, понукаемый тронуться с места. Усилив свой решительный отказ отмашкой руки, Петухов, глупо и, должно быть, обиженно улыбаясь, ретировался с танцплощадки, оставив место своего позора более удачливому сопернику.

Потом еще долго, невольно вслушиваясь в рокот дискотеки, Петухов бродил по сосновым аллейкам, и на каждой скамье ему попадались знойные пары – как насмешка над его горьким одиночеством. В довершение всего ему за шиворот упала какая-то ночная гадость и в борьбе за существование больно укусила Петухова под лопаткой. Извиваясь и пританцовывая, он вытряхнул ночного пленника и, вложив всю свою злобу в удар каблуком, чертыхаясь, отправился спать.

Сон, однако, не приходил. Через распахнутое окно в душную комнату гулко врывались все те же раскаты дискотеки и, отражаясь от стен, осыпáлись на Петухова горькими осколками обиды. Ворочаясь с боку на бок и гофрируя простыню под собой, он промучился часа полтора, пока не вспомнил, как мама в детстве учила его считать слоников. Радостно прибегнув к испытанному методу, Петухов представил себе узкую тропу к водопою, по которой, держась хоботами за хвостики, тянулась вереница добродушных гигантов. Один, два, три… четырнадцать… восемнадцать… О Боже! Что за напасть?! На двадцать первом слоне, лениво раскачиваясь, восседал погонщик в тюрбане и широко улыбался Петухову. Это был Талды-Булдыев. Расстроившись окончательно, Петухов даже сплюнул с досады и открыл глаза. По тёмной комнате бродила огромная тень. Сначала она встала на четвереньки и щёлкнула замками булдыевского чемодана, потом, кряхтя, выпрямилась и стала натягивать на себя футболку. Петухов лежал, затаив дыхание и боясь шевельнуться.

– Ты спи, Лёня, спи, – сдавленно шепнула тень. – Утро вечера мудренее.

За ночь в погоде произошла разительная перемена. Где-то в атмосфере сдвинулись необозримые фронты давлений, и эта подвижка, незамеченная спящей землёй, застала её врасплох на рассвете.

Когда солнце, обозначившее своё появление просветлением неба, вылупилось, наконец, из покатого яйца горизонта, над разбуженной землёй вовсю гулял ветер. Он первым, опережая светило на целый час, ворвался на побережье, срывая паутину сна с поникших сосен, полоща на своей пыльной груди сотни вырванных из окон занавесок.