Александр Окунь - Камов и Каминка

Арефьев с удовольствием посмотрел на пустую тарелку, подтер последним кусочком питы золотисто-зеленую полоску оливкового масла, отправил его в рот, прожевал и сказал:

— Компания тут, конечно, отменная, но русских как раз сейчас почти что и нету. Был Стерлигов, — Apex начал загибать пальцы, — но оказался такой интриган, что его попросили, затем Левушка Юдин, Петя Митурич. Рихард незахотел, Вовка тоже особого энтузиазма не выказал. Сашенька Тышлер часто наведывается, его здесь любят. Исаак Ильич, Павел Николаевич, Казимир Северинович, те регулярные гости, и еще в прошлый визит Илью Ефимовича встретил, вот вроде и все. Текучка, как вы понимаете. Как говорится, спрос определяет предложение. Но есть и постоянный контингент…

В столовую вошел высокий седобородый старик в длинной, подбитой мехом мантии и в бархатном берете, из-под которого на плечи ниспадали длинные седые волосы. Художики Каминка и Камов, переглянувшись, начали поднимало из-за стола. Старик чуть улыбнулся и, сделав им жест, мол, сидите, подошел к бару, налил в бокал немного светло-зеленой жидкости из бутылки странной вида, посмотрел ее на свет, постоял, наклонив голову, словно прислушиваясь, удовлетворенно улыбнулся и, сделав прощальное движение рукой, удалился.

— Вечно что-то химичит, — сказал Apex, — но я, признаться, не пробовал, побаиваюсь. Вообще он ни с кем тут близко не сходится. Однако в классе у него яблоку упасть негде.

Дверь в столовую опять приоткрылась, и на пороге возник невысокий жилистый старик в перетянутой поясом старой, испачканной тунике, тощие ноги его были обтянуты коричневыми рейтузами. Его лицо с переломанным носом было сосредоточенным, даже мрачным. Художник Каминка, прохрипев: «Господи…», начал подниматься, художник Камов за ним, но старик, увидев людей, нахмурился и исчез.

— Да ладно вам все время вскакивать, — махнул рукой Apex, — на всех здесь не навскакиваешься. Народ тут, конечно, впечатляющий, что говорить. И, поначалу особенно, бросаешься к каждому. Но люди, — он пожал плечами, — они и здесь остаются людьми… делить уже вроде нечего, а все равно характер никуда не денешь. Этот, — он ткнул пальцем в сторону двери, — он все больше сам по себе, и слепец тоже не моего поля ягода, но, — Арефьев восторженно оскалил зубы, — есть славнейшие люди, славнейшие! Возьми Пако, ну чудесный, просто чудесный, свой в доску мужик! Оноре, Теодор, они тоже из наших, и Пабло, конечно. Ему, правда, пришлось пару раз в ухо дать, но с тех пор лучше собутыльника нету. Вы, ребята, чего будете? Чай, кофе?

— Я бы эспрессо и водички стакан, — промычал художник Каминка.

— А мне, если можно, чайку, — с достоинством сказал художник Камов, — травного, успокаивающего. Ты пойми, Apex, все-таки стресс-то какой.

— Понимаю, чего ж тут не понять, — сказал Apex, — сидите, я принесу, вы как-никак в гостях.

Он поднялся и пошел за стойку, где поблескивала кофеварочная машина.

— Мишка, а хочешь, я тебе не из пакетика, а живую луизу с живой мятой заварю, тут есть!

— Пожалуй, — сказал художник Камов.

Через несколько минут Apex вернулся с подносом.

— Это тебе. — Он поставил перед художником Камовым чашку и большой заварочный чайник. — Красота! Так что моя любимая компания (понятно, когда так выходит, что все вместе собираются) — это Пако — одна беда, ни хрена не слышит, приходится на пальцах или записочками, — Пабло, Сашенька Тышлер, Оноре, Фрагонарчик и Терентий с Корнилкой.

— А Терентий с Корнилкой — это кто? — полюбопытствовал художник Каминка.

— Э, бляха-муха, — Apex хлопнул себя по лбу, — вы же там, наверху, их имен не знаете. Это, Сашок, великие художники! Теренциус — виллу Ливии расписывал, ну ту, которая в Палаццо Массимо, помнишь садик? А Корнелиус и вовсе виллу Мистерий в Помпеях. Чудесные ребята, ну просто…

— Скажи, Apex, — перебил его художник Камов, — а почему тут нет Шагала?

— Тупиковая ветвь, — пожал плечами Apex. Он задумался. — Сами поймете, поимейте терпение.

Первым делом они заглянули в натурные классы. В одном из них распоряжался бледный человек в черной шляпе, в черном камзоле с брабантскими кружевами, черных панталонах до колен, с обтянутыми черными чулками плотными икрами. Рыжеватые волосы, рыжеватая с проседью бородка клинышком. Он как раз объяснял студенту принцип вытягивания корпусного светлого мазка из жидкой тьмы тени. На подиуме позировала молодая женщина со светлыми глазами и очень белой кожей.

В другом классе, оживленно жестикулируя сухонькими, изуродованными артритом руками, распоряжался сухой старик в серой кепке. Его худенькое, укутанное пледом тело тонуло внутри инвалидного кресла на колесах.

— Бедра, — грассируя мурлыкал он, — посмотрите на эти бедра! Ласкайте их кистью, любите их!

Модель, на удивление похожая на ту, что позировала в соседнем зале, лежала, вытянувшись на роскошном персидском ковре.

— А кто тут позирует, Apex, и почему они так похожи — близняшки?

— Ты что, не узнал? — удивился Apex. — Да это же Сюзанна, Сюзанна Валадон! Она на моей памяти никогда не отказывала. Но когда есть возможность, предпочитает лежать. Позвоночник, как ты сам знаешь, у нее того.

— А та, что стоит?

— Так это она же и есть!

— То есть как, Apex?

— Ну так, просто. Там она и тут — она. Ну что ты на меня вылупился, Сашок? Ты пойми: я одновременно и там и тут. И Сюзанна тоже. И каждый так. Есть такие, что не в десятках, сотнях мест — как Винсент, например, Леонардо, Поль или Анри. — Он махнул рукой. — Однажды сам поймешь. Ладно… дальше у нас портретные классы, там сегодня сам Аньоло. — Apex закатил глаза к потолку.

— Неужто? — прошептал художник Каминка. — А можно на него хоть глазком взглянуть?

— Нет, — мотнул головой Apex, — на нюх не переносит любопытных, может банкой зафитилить. Ну и еще есть у нас, конечно, натюрмортные дела, но я, как вы знаете, далек от этой темы.

— А там кто? — заинтересовался художник Камов.

— Там о-го-го кто, — с уважением сказал Apex, — Джорджио, Поль, Жоржик, Кузьма Сергеевич… А еще классы композиции, света, технологии, техники рисунка, графические мастерские, скульптура — короче, ну просто шикарно. Вот только с пейзажным классом у нас проблемы. Состав на сегодня ну просто изумительный: я, Тернер, оба Клода, Терентий, Поль, Анри, Нахум, Петя, но все тут идет, так сказать, на пальцах, теоретически, поскольку, сами понимаете, наверх нам хода нету.

Они прошли по коридору, завернули направо, и Арефьв осторожно постучал в дверь.

— Заходите, заходите, — раздался приветливый, чуть картавый голос. Навстречу нашим героям поднялся невысокий широкоплечий бородач с высоки куполом лба над ласковым круглым лицом. — Шалом, шалом! Проходите, очень приятно.

— Вы… — прошептал художник Каминка.