Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак

В зале было очень ярко. Особи рассаживались и обсуждали предстоящее, тычась в программки. А я даже не стал узнавать прозвище занудства, которое мне предстояло черпануть. Это все равно бы ничего не изменило.

Тут пробили три колокола, свет стал меркнуть, охранники засардинили отстающих в темнеющую бочку зала. Свет погас окончательно, и все заткнулись.

Происходящее на сцене напомнило мне нечто подобное из истории. Средние века, Карнавал, принцессы, трубадуры, поэтические турниры и куртуазные романы. Во время Карнавала устраивали особый Корабль Дураков. История повторяется, все совпадает. Только на этот раз на нашем погасшем во мраке невиданном корабле за главаря был не князь дураков, а Король Рая. Так он сам себя окрестил, этот уважаемый господин.

На сцене тем временем зажглись огни Святого Эльма, и сбоку, из главной каюты, высунулась перекошенная в лучезарной улыбке рожа Рай-кина, Короля Рая. Тут уж все дураки, спресованные в зале-трюме нашей галерки, захлопали в ладони, забили в там-тамы, кто-то хлопнул петарду, а некоторые даже взвыли от радости лицезрения Рай-кина. Простофили искренне надеялись, что в течение ближайших двух часов Король не оставит их без внимания и авось поможет им пробраться к себе, в Рай.

Между тем этот самый Король, похожий больше на обезьяну, кривлялся как мог, отрабатывая кэш, вложенный за представление в кассе. Существо поднимало во все стороны свои конечности, мотало приделанным хвостом, скакало и щерилось, ублажая своих подданных, зрителей. Большинство же зрителей, заранее приложившись в баре к спиртному, готовы были внимать чему угодно.

Первым делом Король Рая, а по совместительству и художественный руководитель этого театра, в псевдооткровенном порыве принялся рассказывать различные скабрезные гаденькие истории, которые удачно наслоились на него по ходу жизни. Сам же себе глупо подхихикивал типа как поглощенный своей нудятиной. Даже несмотря на то что рассказывал ее в тысячный раз. А зевакам что? Они поддерживали его как могли. После каждой притянутой за уши шутки ржали, как бы показывая друг другу, что типа и они секут все фишки тончайшего юмора Рай-кина.

Прислушался и я.

Однако, он рассказывал абсолютно то же самое, что я уже слышал лет семь назад в Самом Западном Городе, куда меня закинуло с родаками на предыдущем витке жизни. Да и по ящику я еще это же выступление видел неоднократно. Видимо, Король Рая выступает с одной и той же программой целые десятилетия, выдумать ничего нового не может. А зеваки, кстати, притворялись, мол, не успели еще раньше посмотреть его шнягу, все подбадривали его смешками, подбадривали.

После ошеломительного в определенном смысле выступления Рай-кина, собственно, началось и само представление. Кроме, обезьяны, ну Рай-кина, чем-то очень сильно смахивающего на Крик-орова, только раза в два меньше, повылезали на сцену и его придворные актеры. Они активно начали раскручивать какую-то нелепую интрижку. Типа как действие, пьеса, развлекалово.

Когда, по их мнению, наступал смешной момент, Король с придворными сами же и смеяться первыми начинали, чтобы показать дурачью в зале-трюме, где зарыта кладезь сатиры. Среди шестерок я присек и Ника Фоменко, того парня, который прославился рекламой компьютеров и электронных игр. Конечно, было немного обидно за Петрония, чье замечательное произведение «Сатирикон» они к своему свинству подтянули.

Вокруг, понятно, «чужие» повсюду во мраке. Сидят, типа как наслаждаются. Им и по барабану-то, что смотреть. Наверное, себе доказать пытаются, что пунктиры в башке еще щелкают. Эх, сейчас бы сюда напалмом… Может, тогда бы они хоть что-нибудь поняли.

А меня уже по полной развезло. Я даже почувствовал себя стопроцентно спрятанным от мира в этой темноте. Ну хотя бы на два часа. А уж потом можно обозначиться опять в мире и наивно поинтересоваться, не подобрел ли он за столь короткое время? Когда пошли рапсодии Листа, я закрыл глаза. Теперь свет не зажгут никогда.

— А, все вы сволочи! — раздался юный женский голос со сцены. Я обратно в мир брякнулся, задергался спросонья. Хоть кто-то ВСЕ понял. Девушка с вызовом смотрела на соратников и зрителей. Но, блин, это была часть постановки. Я-то думал — импровизация.

Сразу после этого меня стало в стремки швырять и загрузы всякие. Это потому, что я сидел неподалеку от сцены. А так как никаких заграждений подобно зоопарковым не было, обезьяна могла, огуимпленившись до последнего предела, броситься в зал. На всякий пожарный я даже переставил одну ногу в проход, чтоб в случае такого расклада рвать когти.

Изредка чудо прерывалось жидкими аплодисментами и воплями «Бис!». Так здесь было принято. На что, бакланившиеся на сцене, кланялись и смущенно мотали бошками. Еще в зал порядком насардинилось фанов одной известной поп-группы, и они время от времени требовали выпустить их команду на сцену. «Браво! Браво!» — так они скандировали.

В зале-трюме преобладали особи мужского и женского пола попарно. Парни дружно грузанулись в объятия Морфея, а самки притворялись внимательными и вымучивали воодушевленное выражение лиц. Месиво потело и иногда кряхтело. Иногда кто-нибудь самый отчаянный кашлял. Тогда все, сплотившись в едином духовном порыве против негодяя, шипели на него, советовали в каком направлении ему лучше идти, обещали расправиться с ним после спектакля и проанализировать, какого цвета у него внутренности.

Сижу, наблюдаю, слушаю.

А тут грозное рычание раздалось на весь зал. Эге, просек я, это, видать, обезьяна со сцены издает свой звериный боевой клич. Сейчас наверняка обнажит свои клыки и когти, ринется в зал в атаку. Я переставил и вторую ногу в проход и стал как дурак просить у всепрощающего Создателя хэлпа. Даже пообещал ему мысленно, что коли выберусь из бойни живым, сожгу столько воска, сколько еще никто не сжигал. А если и этого беззаветного поступка ему будет маловато, готов сжечь в его славу хоть весь музей восковых фигур.

Но тут заметил, что грозное рычание неслось вовсе не со стороны Короля Рая. Вот так да! Это храпел мужик рядом со мной. Его спутница, смущенная таким поведением, стала что-то шептать ему в боковое отверстие головы и щипала за нижнюю лапу. Я тоже ткнул его в ребра.

— А? Что? Уже конец? — с надеждой очнулся наш приятель.

— Вы могли бы потише храпеть? — обломал я его. — Вы мешаете всем наблюдать за чудом.

Еще поражало стадное чувство особей. Стоило одному из стада забиться в аплодисментах, как остальные в момент подхватывали его хлопки и яростно выражали свое полное одобрение выходкам на сцене.

Я тоже решил порезвиться с «чужими». В самый неподходящий момент я громко забил в ладоши и торжественно закричал первый пришедший мне в голову лозунг: «Еху! Еху!». Наверное, я вспомнил четвертое путешествие Гулливера. В плане театральных лозунгов я придумал нечто новое. Разбуженные моим криком испуганно озирались. А спустя мгновение стали послушно отбивать себе ладони. Некоторые, спросонья не разобравшись, тоже принялись вопить: «Еху! Еху!».