Амадо Эрнандес - Хищные птицы

Тяжесть спала с души Долли. Больше всего она опасалась родительского гнева, в особенности гнева дона Сегундо. Но видя, что мать не сердится и даже наоборот — пытается всячески успокоить ее и развеселить, она воспрянула духом.

— Возьми, к примеру, Минни, — оживилась донья Хулия. — Имя этой женщины постоянно мелькает в светской хронике, она — завсегдатай званых обедов в Малаканьянге, в отеле «Манила» и всевозможных великосветских сборищ. По возрасту она годится тебе в матери, но выглядит как твоя ровесница. И правда, она совершенно не стареет. А сколько у нее было любовников — не сосчитать. До войны — американец, потом — испанец, в войну — японец, а сейчас она на содержании у какого-то богатого старикашки-американца. И пользуется еще большим успехом, чем когда-либо раньше. И как красива! Ее портретами пестрят газетные полосы, она много путешествует и имеет прочное положение в обществе. — Донья Хулия болтала без умолку, сообщая дочери пикантные подробности из жизни великосветских красавиц и дам полусвета.

— Но я не завидую этим женщинам, мама, — попыталась возразить Долли.

— А я и не говорю, что им надо завидовать или подражать, — пояснила донья Хулия. — Я только привела несколько примеров, чтобы убедить тебя в обыденности происшедшего с тобой.

Вот уже более двух месяцев, как Уайт отбыл к новому месту службы в Иво-Джима. Для летчика это было несколько неожиданное назначение, и лишь много позже он узнал, что начальство таким способом отреагировало на его желание остаться в Маниле. Прощание с Долли было кратким. Американец обещал возвратиться в Манилу, но когда предоставится такая возможность, увы, он сказать не мог. Ведь он солдат, и за него все решает командование. Солнце беззаботной радости Долли померкло, ей оставалось только одно — ждать. Но ждать в ее нынешнем положении было более чем безрассудно. И вот настал день, когда ее тайна открылась матери. А что будет, когда об этом прознает отец? Слава богу, что он сейчас очень занят и появляется дома лишь на короткое время — завтракать и обедать.

До того как Долли во всем призналась матери, она успокаивала себя тем, что это не первая и не последняя неудача в жизни. Еще свежа была память о полковнике Мото. Теперь его уже нет в живых. Впрочем, еще при его жизни, когда он был рядом, она понимала — их союз непостоянный, он может лишь помочь скоротать страшное время. Это — как игра в мадьонг [41] Мадьонг ( тагальск.; кит. — мачжан) — азартная китайская игра в кости, широко распространенная, наряду с петушиными боями, на островах Филиппинского архипелага. : не обязательно выиграть, главное — убить время. И та, первая потеря не причинила ей особой боли. Бушевала большая война, и подобные щелчки судьбы проходили почти бесследно, тем более что оставались никем не замеченными. Относительно Уайта у Долли были совсем иные планы. Ей как бы хотелось взять реванш за свое предыдущее поражение. Она понимала, что не могла полностью завладеть Мото, они были совершенно разными людьми, придерживались разной веры и обычаев. С Уайтом все было по-иному. Он прибыл в Манилу в тот самый момент, когда филиппинцы встречали каждого американца с благоговейным восторгом, как своего освободителя.

Долли тоже не устояла перед соблазном обрести кумира в лице американца. Судьба оказалась к ней благосклонна. Со всей присущей ей страстью она отдалась любви. Ведь цветной девушке так редко выпадает счастье завладеть сердцем белого человека, да еще занимающего высокое положение и с прекрасным будущим.

Мать с дочерью решили скрыть от дона Сегундо и даже от Лилибет истинную причину своей неожиданной поездки в Гонконг. Донья Хулия всем сообщила, что они просто хотят немного развеяться. Мужа она решила ни во что не посвящать, отнюдь не потому, что боялась его (в конце концов ведь он отчасти повинен в несчастьях Долли); просто она считала, что не стоит отвлекать его от дел этими чисто женскими заботами. Единственно чего она опасалась, так это, что, узнав всю правду, старый Монтеро может вспылить и наделать непоправимых глупостей, и тогда всем им не поздоровится.

Поначалу она и Долли не рассказывала о своем намерении. Чтобы дочь уверовала в правоту и неизбежность задуманной ею акции, требовалось время. Они сияли двухкомнатный номер в одной из самых дорогих гостиниц. Сразу после войны манильцы редко отваживались так запросто ездить в Гонконг. А между тем никаких сложностей с валютой тогда не возникало; филиппинские песо котировались наравне с американскими долларами, и спекуляция валютой и драгоценностями в то время еще не достигла таких гигантских масштабов, как это обнаружилось впоследствии. В течение нескольких дней мать и дочь осматривали достопримечательности Гонконга и Коулуня, посетили знаменитые панситерии, славившиеся приготовленной особым способом лапшой, привели свой гардероб в соответствие с последней модой, накупили сувениров и даже побывали в Макао.

Спускаясь в ресторан, Долли частенько ощущала подступавшую тошноту. Порасспросив самым деликатным образом сведущих людей, донья Хулия заполучила адрес одного гинеколога-португальца, слава о котором достигла даже Манилы. На следующий день мать с дочерью отправились в клинику. Знаменитый врач подтвердил догадку доньи Хулии, обещал устроить все наилучшим образом и, конечно же, сохранить тайну. Когда речь зашла о плате за услуги, то даже видавшая виды донья Хулия смутилась. Однако в их положении торговаться не приходилось. Заверив врача, что они наведаются к нему в самом скором времени, донья Хулия и Долли любезно распрощались с ним.

Поначалу Долли не поддавалась ни на какие уговоры. Она спорила, сердилась, плакала. К своему греху перед людьми ей не хотелось добавлять грех перед богом. Донье Хулии пришлось прибегнуть к самым тонким ухищрениям. Разговор их напоминал богословский диспут. Мать доказывала, что речь идет вовсе не о человеке, а всего лишь о бесформенном зародыше. И неизвестно еще, выживет ли он, а если выживет и появится на свет, то наверняка будет уродом, поскольку для матери это нежеланное дитя. Двойной позор падет на головы семьи Монтеро и на саму Долли, станет для нее тяжелой обузой в будущем, если вообще после всего этого возможно какое-либо будущее. Зачем так рисковать, если доктор обещал все устроить. Аборт нисколько не отразится на ее здоровье, на ее внешности, она по-прежнему будет пленять мужчин, и даже дон Сегундо ничего не заподозрит.

Под напором таких веских и убедительных аргументов Долли постепенно уступала и наконец сдалась окончательно. Уайт тоже ничего не узнает, ведь, как доказала донья Хулия, речь идет не о ребенке, а всего-навсего о плоде их совместного греха. К тому же при расставании она утаила от Уайта свою беременность. И почему она должна за все расплачиваться одна?