Виктор Солодчук - Совпалыч

— Постарайтесь расслабиться и стоять тихо, — пожилая санитарка оставила Романова в темной комнате. Все происходило уже ближе к вечеру и называлось — энцефалограмма. Датчики на голове передавали информацию об активности мозга в соседнюю комнату, где возились с приборами врачи.

— На счет «три» замрите и не шевелитесь, — послышалось оттуда. — Один, два, три!

Загудела аппаратура. Вопреки инструкции, Арсений напряг мышцы лица, и стал корчить чудовищные гримасы. Он высовывал язык, морщил лоб и пытался шевелить ушами. Через минуту включился свет.

— Вы точно стояли смирно?

— Да, — солгал Романов.

— Очень странно. Сейчас сделаем повторно. Я останусь здесь и прослежу за вами, — санитарка подозрительно смотрел на Арсения. — Думайте о чем-то спокойном. Три, два, один!

Теперь жульничать стало сложнее. Романов чуть прикрыл глаза, и в который раз вспомнил, что Кузя ждет его звонка в шесть. От предвкушения сердце послушно забилось в два раза быстрее. Чтобы у санитарки не оставалось никаких сомнений в его честности, Арсений полностью расслабил мышцы лица и стал представлять, что на часах уже восемь вечера, а позвонить неоткуда. От этой мысли его сразу прошиб холодный пот.

— Достаточно. Снимайте электроды.

— Который сейчас час? — спросил Романов у доктора, изучавшего тонкую бумажную ленту.

— Шесть, — ответил доктор. — Ну что же, придется вам у нас погостить, — сказал он необычайно нежным голосом. — Давайте, уважаемый, в палату, а перед сном попрошу заполнить опросничек. Там ничего сложного.

У Арсения было такое чувство, что ему пять лет и с ним разговаривает воспитатель детского сада.

— Скажите, я могу позвонить? Мне очень нужно.

— Вообще-то, не положено. Но вы ведь не знали. Сейчас вас проводят в приемный покой, там есть телефон, — голос доктора был как будто смазан оливковым маслом. — А потом — в палату.

С какого-то непонятного момента статус Романова в отделении резко вырос. Нежно поглаживая его по плечу, переставшая быть грубой и неприветливой санитарка привела Арсения в кабинет, где, кроме вешалки, телефона и накрытой резиновой простыней кушетки, ничего не было.

— Только недолго, зайчик, ладно? — и дверь без ручки захлопнулась.

Кузя взяла трубку после первого гудка и сразу начала игру.

— Вечер. Ремонтировала форточку — она все время раскрывается и дует.

— Совпалыч! — обрадовался Романов. — Я решетку заклеивал, чтобы сквозняка не было.

— Какую решетку?

— Давай без подробностей, чтобы не отвлекаться. Ночью ничего не снилось.

— Если мне тоже ничего не снилось, это совпалыч?

— Нет, — сказал Романов. — Могут быть разные ничего.

— Утром к соседке приезжала «скорая». До обеда с врачами общалась.

— Я на медицинском обследовании был. Совпалыч.

— Ого, два из трех. Днем ходила на занятие по актерскому мастерству. Научилась, кстати, ушами шевелить. А у тебя?

— И я ушами шевелил. На энцефалограмме. Долго рассказывать. То есть сегодня — три из четырех.

— Это победа! — голос Кузи в трубке гремел на весь кабинет.

— Я очень хочу тебя видеть.

— И я тебя.

— Вот и ещё один совпалыч. Так что, ты ко мне или я к тебе?

— Лучше я к тебе, — Арсений оглядел стены и невольно усмехнулся, представляя Кузю в психдиспансере.

— Пиши адрес. Метро Сокол, улица Оловянная одиннадцать, квартира девяносто восемь. Я жду тебя, — голос Кузи звенел серебряным колокольчиком. — Только попить захвати, ладно?

В двери послышался звук вставляемой ручки и вошел доктор.

— Поговорили? Теперь отвечаем на вопросики, и спать.

— Можно, я здесь заполню, а не в палате?

— Хорошо, только ничего не трогайте. Думаю, полчаса вам хватит, — доктор положил на кушетку книжицу толщиной со школьную тетрадь.

— «Калифорнийский личностный опросник», — прочитал Арсений название. — И что мне с ним делать?

— Все просто, уважаемый, — ласково ответил доктор. — Здесь читаете вопросы, а здесь ставите крестик — да или нет. Вот вам ручка. Через тридцать минут я вас выпущу.

Романов раскрыл книжицу, и наугад ткнул пальцем. Вопросы были хотя и простыми, но все же крайне странными.

— Какие же это вопросы?

— Что вы имеете в виду? — доктор остановился на пороге и внимательно посмотрел не Романова.

— Ну, в вопросах есть хотя бы вопросительные знаки. А здесь — все в утвердительной форме, — Арсений стал зачитывать вслух. — «Не терпит чтобы им командовали — да/нет», «Обладает чувством достоинства — да/нет», «Часто разочаровывается», или вот еще — «Неумолимый, но беспристрастный». — Это не вопросы, это ответы.

Алюминиевая ручка звякнула с той стороны.

— Я по королевским узлам на твоем крыльце сразу понял — свой, — радостно рассказывал Саблин. — Ты давно здесь?

— Да как оттуда, так сразу сюда.

— И как там?

— Как здесь, только места меньше.

Со стороны диалог двух пожилых мужчин многим показался бы малосодержательным, но собеседники, по-видимому, восхитительно друг друга понимали. Как могли бы написать в дипломатическом протоколе, торжественный прием старого товарища проходил в тихой, неприметной атмосфере.

Обстановка в домике Иваныча была скромной: в одном углу разместился заставленный всякой всячиной верстак, в другом — висел гамак из крупной манильской пеньки, на стене поблескивал морской хронометр, на полулежали бамбуковые циновки. Все это делало интерьер очень похожим на каюту небольшой яхты.

— Ты все такой же фраер, как я погляжу. Очки дорогие носишь, — Иваныч зажег примус и поставил на огонь прозрачный чайник толстого стекла.

— Мне самому мало что нужно, — сказал Саблин. — Это по работе. Сам знаешь, разные люди попадаются.

— Сам не знаю. Так не нужны тебе эти очки? А почему они по-прежнему на тебе надеты?

— Будет тебе поучать, Иван Иванович. Мы не на «Гаммарусе», — Саблин снял очки и перевел разговор на другую тему.

— Я и здесь, между прочим, по делу. Да, видно, опоздал. Этот дом вот-вот расселять будут. Не волнуйся, на крышу они не полезут.

— У меня в этом доме знакомый живет. Нормальный такой пацан, с понятием. Надо предупредить. Слушай, а ведь до первого августа осталась всего неделя!

— Вот вместе в Ленинград и поедем, — сказал Саблин. — Эх, отметить бы встречу, да лень бегать. Или спустимся по-быстрому?

— Вверх — это значит вниз, — ответил Иваныч и прислушался.

Тот, кто неподалеку гремел шагами, не имел ни малейшего представления об искусстве хождения по крышам, в котором есть два основных правила: во-первых, стопу надо ставить на всю плоскость подошвы, а во-вторых, перемещаться следует по стыкам жестяных листов. Грохот приближался, и обеспокоенный Саблин вышел на крыльцо.

— Погасим бортовые огни?