Виктор Солодчук - Совпалыч

— Терроризм — страшное оружие, но у меня не было другого выхода, — сказала Настя. — Я два года следила за ветром и водой, а они открыли огонь. Теперь — будут знать.

Алимова же рассказал о своих акварельных опытах, и обнаружилось, что серебряных пейзажей получилось ровно столько, сколько глав в Настином докладе.

— Совпалыч, — произнёс он совершенно неожиданно для себя.

— Что? — не поняла девушка. — Слушай, можно будет использовать твои работы для моего доклада, раз уж так совпало?

— Давай сыграем в игру, — сказал Алимов, когда стало понятно, что никто не хочет расставаться. — Когда мы находимся в разных местах, происходят всякие вещи. Мы запоминаем и синхронизируем самые сильные впечатления.

— Давай. Только меня отсюда не выпустят, — кивнула она в сторону прозрачных стен. — Жалко, да?

«Снова у всех на слуху знаменитое произведение Квазимира Нулевича «Как бы совсем ничего нет». Вчера на торгах в Лондоне была продана современная интерпретация этой работы, причём цена цитаты неожиданно превысила стоимость первоисточника. С подробностями из аукционного дома «Филипп Докури» — наш корреспондент Дмитрий Чернов…»

Администратор резко прибавил звук телевизора — от такой внезапности фраза Алимова «нет безвыходных положений, что-нибудь придумаем» развалилась на непроизносимые составляющие и в результате не прозвучала. «Возможно, вчерашняя дата войдёт в историю как день, когда у человечества не осталось иллюзий. «Искусство — это деньги, а деньги — это дерьмо» — так озаглавлена статья в утренней «Луне» и подобными утверждениями пестрят сегодня все желтые газеты. Избегая прямых определений, с бульварными собратьями солидарны серьёзные издания: на первой полосе «Нападающего» опубликована статья «Экскременты как мера стоимости», в «Ночном зеркале» появилось интервью управляющего Банка Англии «Не пахнут — не деньги», а тираж «Иллюстрированных новостей Лондона» попал под Закон 1759 года о непристойных публикациях. Что же случилось?»

Тёплый баритон корреспондента Чернова, чуть прихваченный инеем безразличного новостного тона, требовал лёгкой хрипотцы — тогда этот голос можно было бы слушать под аккомпанемент босса-новы. Но хрипотцы не было.

«Как известно, свою самую знаменитую работу Нулевич описывал как «интерьер совершенно прозрачного куба». Этот объект действительно является прозрачным стеклянным кубом размером метр на метр — с 1971 года он принадлежит фонду Кейджа, оценен в 251 миллион долларов и официально является самым дорогим произведением искусства в мире. Точнее, так было до вчерашнего дня, когда за несколько большую сумму на лондонском аукционе не был продан римейк легендарного произведения. Его автор — малоизвестный московский скульптор Барбакару — не нашел ничего лучшего, как изготовить куб соответствующих размеров, используя в качестве материала собранные в зоопарке экскременты африканского слона. Искусствоведы и коллекционеры шокированы не только манерой исполнения, но и тем фактом, что название объекта — «Как бы совсем ничего нет, кроме говна», с этого дня возглавит список самых дорогих произведений всех времён и народов».

— Придумаем что-нибудь, — сказал, наконец, Алимов. — Я теперь тебя никуда не отпущу.

Телевизор умолк и погас. Со стен исчезли точки лазеров, а вспышки фотоаппаратов за полосатыми жалюзи стали повторяться всё чаще, пока, наконец, не слились в короткое замыкание, электросварку, отвратительное подобие бенгальского огня.

— Всё, — сказал незаметно приблизившийся администратор, надевший чёрное полупальто с медными пуговицами. Залысины теперь скрывались странного вида суконной фуражкой. — Сейчас будет штурм. По телевизору сказали — операция прошла успешно, все уничтожены.

От кого: Иваныч

Кому: Неолит < thelast@list.ru >

Тема: 22 NOW

>>Ночь

Вид из окна. Ладгейт-Хилл похож на реку, а собор — на остров.

>>Утро

Вот эмблема с чела человека

Чуть прищуренный третий глаз

Мы на дне Золотого века

И оно дребезжит, как таз

На поверхности плавают маги

Руки-реки текут в моря

Повышается уровень влаги

Увлекая наверх якоря

>>День

После обеда приснился Калипсо. Пушка на бульваре была нацелена в зенит, каждые пятнадцать минут из ствола вылетал радужный пузырь.

>>Вечер

Как бы вообще ничего нет

Два мощных, тонких и многослойных совпалыча — ночной с собором и дневной с тигром — обрадовали и воодушевили. Отмечая удачу, Романов дважды глотнул из персиковой фляги и почувствовал, что ветер унялся так же неожиданно, как начался. Клотики сосен застыли в смоляном воздухе, метроном прибоя напомнил о близости морского берега, с причала донеслись обрывки музыки, лай, дым. Романов отметил, что ожидавшие его разбойники забеспокоились. Для усиления эффекта он скачал на каком-то школьном сайте тигриный рык, включил на полную громкость, и через минуту след волков на холодной тропинке замёрз, озяб и простыл.

— Как это — «операция прошла успешно» — спросила Настя, — если штурм ещё не начинался? — От волнения её акцент проявился сильнее.

— Сигнал спутника немного запаздывает, — сказал администратор — У вас примерно три минуты, чтобы одеться и пойти со мной. Моя фамилия Журавлёв.

Он повёл их в тёмные глубины кондитерской: мимо пустых столиков, мимо барменской стойки, мимо двери с изображением мужского профиля и двери с изображением дамы, по сужающемуся со всех сторон коридорчику — к третьей двери, на которой в чёрном пластиковом овале летел белый ангел с трубой.

Журавлёв вставил в щель медный прямоугольник с хаотично просверленными отверстиями, и дверь открылась. Пахнуло сыростью, древностью и корнями. Они переступили высокий порог и оказались на верхней площадке каменной лестницы. Из кондитерской послышались дикие крики, посыпалось стекло, раздались выстрелы. Толстая дверь немедленно защёлкнулась, и внешние звуки исчезли. В свете мощного фонаря можно было легко видеть, как длинный коридор разветвляется и уходит вниз. Они стали спускаться вслед за администратором, крепко держась за руки.

— Ого трёхмерный лабиринт, — сказал Журавлёв. — Его легко пройти, если совсем ни о чём не думать. У вас получится. Айсбергам привет.

— До свидания, — вздохнула Настя. — Спасибо.

— Книгу наверху забыл, — зачем-то сказал Алимов.

— Ничего, — сказал Журавлёв. — Забыл — значит запомнишь.