Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя

3 февраля

Папа ничего не может поделать со мной и оттягивается на Мэри.

На обед был хек. Мэри придумала его немного посолить (обычно мы посыпаем сахаром, по-английски). Это повергло папу в ярость, он набросился на Мэри и сурово ее наказал. Я внимательно наблюдала за процессом: самое интересное — изменение цвета кожи. Забавно, что зад — обычно белый, почти опаловый (я говорю о себе и Мэри) — на ваших глазах становится красным, как рак или помидор. А еще любопытно рассматривать выражение лица отшлепываемого. У Мэри выражение было более чем странным. Интересно знать, какая физия была у меня в тот день, когда шлепали меня.

Как только мы остались одни, Мэри закатила мне ужасную сцену. Я, видите ли, не пришла ей на помощь. Я, понимаете ли, — ложная сестра, вероломная сука и законченная стерва. Понемногу она успокоилась и заявила:

— Не хватало, чтобы наш дом превратился в дом генерала Дуракина. Если он проделает это еще раз, я уеду отсюда, на хер, до сдачи экзамена.

— Как ты будешь жить?

— С Джоном Томасом.

— Тебе придется выйти за него замуж.

— Ну и что с того?

— Вот именно: что с того?

Мы обе задумались. Я наблюдала за ее физиономией.

— Какой забавный эффект это производит, — сказала я.

— Что именно?

— Ну, шлепки по заднице.

— Да, действительно. Сейчас я не отказалась бы трахнуть какого-нибудь типа.

— Что ты сказала?

— Ах да. Ты же не понимаешь.

— Что я не понимаю?

— Все это.

— Что именно? Объясни.

— Любовные дела.

— О-ля-ля! — протянула я. — О-ля-ля!

Как будто «о-ля-ля» что-то означало... но что я могла ответить? И в самом деле, что я знаю о любовных делах, не считая того, что ими занимаются на четвереньках и они имеют какое-то отношение к размножению животных и растений?

Мэри не настаивала, она была, конечно же, уверена в своем тайном превосходстве, о котором я ничего не знала. Она вернулась к изначальной причине своей озабоченности:

— Слушай, Салли, обещай, что ты защитишь меня, если он снова ко мне полезет.

— Можешь на меня рассчитывать, Мэри.

Мэри задумалась.

— А если бы мы взяли его в оборот вдвоем? Ведь он слабее нас.

— И тогда бы уже мы его наказали.

Эта перспектива вызвала у нас улыбку.

4 февраля

Варнава отправил мне цветы, хоть и искусственные, поскольку сейчас зима, но все равно цветы. Он приложил к ним визитную карточку, бристоль, на котором гэльским шрифтом откаллиграфировал свою фамилию.

Странное дело получать цветы. Это случается со мной в первый раз. Мило, красноречиво и намекательно. Так сразу и думается о пестиках, пыльце и оплодотворении. Я долго держала их за стебли, прежде чем воткнуть в вазу.

Я очень тронута.

6 февраля

Как я и подозревала, папа дрейфит. Стоило мне резко поднять руку, чтобы достать чашку, которая стояла у него над головой, как он машинально закрылся локтем и тут же покраснел. Он больше ничего не говорит Мэри. Наверное, подслушал тогда наш разговор.

Тряпка.

12 февраля

На этой неделе два раза встречалась с Варнавой. Мы подолгу обсуждали будущее гэльского языка. Мы вместе повторяем уроки. Относимся друг к другу как хорошие товарищи, и наши кожи контактируются лишь для приветствия при встрече и прощании.

13 февраля

Воспользовавшись моим отсутствием, папа набросился на Мэри за то, что накануне она положила слишком много варенья на его форель. Отделал ее так, что она не может сесть.

Мэри — в ярости.

15 февраля

С последнего посещения Джоэла прошел месяц. Когда мы пришли в этот раз, все дрыхли, было около трех часов дня. В ожидании их пробуждения мы слили остатки уиски из всех бутылок и нацедили себе две приличные порции. Мы наблюдали за спящими: Джоэл был похож на ангела, зато у миссис Килларни вид был непривлекательный. Ее усы так и топорщились при каждом синюшном выдохе, а по подбородку до самой шеи текла тоненькая струйка слюны.

— И как он только может тюхать эту тетю? — удивилась Мэри. — Нет, все-таки комплексы — это великая сила, из-за них можно сделать такое...

Я попыталась себе представить эту тетю на четвереньках, но так и не сумела вообразить, как мой брат ее козлячит. Во сне он был красивый, спокойный, возвышенный, поэтичный. А Саломея с прошлого раза как-то заскорузла и постарела: этой малютке можно было дать лет шестьдесят.

Затем мы стали смотреть в окно. На улице все двигалось и сильно воняло. Грузчики сновали туда-сюда со своими потрохами и требухой, покупатели торговались, попрошайки попрошайничали. Прошествовала зелено-красно-желтая цыганка. Две собаки блудили на глазах у стайки заинтересованных ребятишек: юные зрители набирались ума-разума, и я вспомнила свою юность, те времена, когда сама с трудом взбиралась по лестнице половых премудростей.

Два животных, судя по всему, раздумали: попытались отклеиться друг от друга. Но у них никак не получалось: тянул кто в лес, кто по дрова. Сначала мы все смеялись, потом я заметила, как лицо Мэри застыло и посерьезнело. Под ее озабоченным видом угадывалось недоумение, которое я полностью разделяла: что происходит при подобных обстоятельствах, когда жена хочет в одну сторону, а муж — в другую, и у них ничего не получается? Случалось ли подобное у Джоэла и миссис Килларни? У Падрика Богала и миссис Богал? У Марка Антония и Клеопатры? У Адама и Евы? Тайна. Ведро воды, вылитое продавцом потрохов и требухи, увенчало успехом усилия двух бобиков и тем самым распылило группу сорванцов.

Мы покинули свой смотровой пост. В комнате по-прежнему дрыхли. Мы осушили стаканы, черкнули дружескую записку на клочке сальной бумаги и ушли.

Какое-то время шли молча, и вдруг Мэри сказала:

— Знаешь, ведь я уже не девственна.

Я это подозревала, хотя по-прежнему не понимала точный смысл сей вокабулы, теологическое использование которой кажется мне непристойным. Кюре, вечно брюзжащим по поводу каких-то пустяков, следовало бы постыдиться постоянно подчеркивать столь интимную подробность из жизни исторической фигуры, которая не может не внушать уважение. То же самое и с французской Жанной д’Арк, которую почитают офигенной девственницей. Здесь дело нечисто. Поневоле думаешь об обратном.

— Почему ты молчишь?

Да, я молчала. Сестры могут обсуждать все, что угодно, но не буду же я спрашивать, имела ли она в момент утраты своего девственного состояния трудности, аналогичные трудностям двух гав-гав. Тем не менее вопрос напрашивался сам собой. Я кое-как промямлила:

— Э-э... и как это... было?

— Ну, знаешь, об этом даже не рассказать. Пока сама не познала, это невозможно выразить обычными словами.

— Невозможно?

— Невозможно. Ни на что не похоже. Невероятно. Увидишь сама.