Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

Андре разбудил Долорес в половине седьмого, услышав за углом рычание первого автобуса.

— Этот автобус сделает круг и через десять минут вернется обратно.

У самой двери Долорес обернулась и сунула в руку Андре какой-то клочок.

— Вот, это номер моего телефона, если надумаешь позвонить, — Долорес распахнула дверь и скрылась в темноте.

Было темно как ночью. Долорес брела, осторожно ступая по заснеженному накату посреди улицы. Ноги, обутые в дешевые пластиковые лодочки, замерзли. Поджидая автобус, Долорес примостилась у запорошенной снегом скамейки на остановке, став спиной к ветру, разминая закоченевшие пальцы ног. К тротуару подкатил автобус. Облаком выхлопных газов обдало с головы до ног. Шофер с ехидным любопытством разглядывал Долорес, пока та шарила по карманам, ища проездной.

Ну была на вечеринке, ну всю ночь гуляла, тебе-то что? Плевать я на тебя хотела!

Долорес съежилась на сиденье, поставив замерзшие ноги на панель обогревателя. Кроме нее — никого, пусто. Автобус завернул за угол и двинулся навстречу ветру — на север, по Сто девятой улице. Промелькнуло несколько кварталов, Долорес приподнялась на сиденье, прильнув щекой к оконной рейке. Впереди показалась крыша ладного беленького коттеджа.

Может, сойти, заглянуть к Торвальду с Сандрой позавтракать? Долорес усмехнулась. Вот уж невестка осатанеет!

«Сколько для нее сделали, а она!..»

У, гадина!

Через полчаса, после двух автобусных пересадок, Долорес засеменила по мрачной улочке бедного квартала, завернула в проулок к заднему крыльцу ветхого оштукатуренного коттеджика. — Фонарь у входа не горел, и Долорес долго возилась с ключом, силясь попасть в замочную скважину, но стоило ей отворить дверь, как тотчас в доме вспыхнул свет. Запахивая на груди поношенный купальный халат, хозяйка стояла на лестнице, подозрительно уставившись вниз. Где-то за ней, из глубины комнат, доносился разноголосый щебет волнистых попугайчиков.

— С Новым годом, миссис Сэвчек!

Может, если с ней поласковей, старуха не станет…

— Где была?

— У брата ночевала.

— Гляди! Часто что-то у брата ночевать стала. — Хозяйка повернулась и направилась к себе, бросив через плечо: — Сегодня чтоб заплатила.

Как только дверь за ней захлопнулась, Долорес скорчила рожу и спустилась к себе в унылый полуподвал. Сбросила с ног промокшие лодочки, скинула измятое выходное платье, швырнула на стул. Услышав над головой тяжелые шаги хозяйки, Долорес театральным жестом указала на платье и, обратившись к потолку, прошипела:

— Вот они, красотка, денежки твои! Все сорок пять долларов. Может, тебе дать примерить платьице, а?

Долорес распахнула холодильник, заглянула внутрь.

Ничего, кроме кулинарного жира, придется им мазать хлеб. Даже кофе нет. Бр-р-р. Спать лягу. Может, согреюсь, перестану дрожать.

Долорес свернулась клубочком на узкой кушетке, завернулась в одеяло, плотно подоткнув его под себя. Но ей не спалось. Никак не согревались ноги. Долорес перевернулась на спину, скрестив ноги и подогнув коленки, но так лежать было неудобно. Она повернулась, легла на бок, уткнулась подбородком в колени, свела ступни вместе.

Старуха отопление выключила. Деньги экономит. В желудке у Долорес урчало. Ну что ты будешь делать! На той паршивой вечеринке даже и поесть-то было нечего. Ой! Пиво, гадость какая, сейчас стошнит!

Долорес выбралась из-под одеяла, кинулась в крохотную ванную, где ее стошнило.

Дай бог, чтоб с пива! Долорес протерла глаза, уставилась на календарь, висевший на стенке. Прикинула дни. Пока вроде нечего опасаться. Надо с силами собраться, к врачу пойти. Эсси, правда, говорит, если пьешь таблетки, бояться нечего. Может, ее попросить со мной к врачу сходить, согласится?

Долорес нагнулась над умывальником, пустила холодную воду, принялась пить, подставив губы под кран.

Громкий птичий щебет наполнил дом, это хозяйка вошла в превращенную в птичью вольеру комнату прямо над головой Долорес.

Долорес передернуло. Господи! Неужто опять заведет свое?

— Бобби красавчик! — прогремел сверху бас хозяйки. С секунду было тихо, хозяйка ждала, повторит ли птица, потом раздалось снова: — Бобби красавчик!

Боже ты мой! Хоть бы сегодня заткнулась… Долорес возвратилась в комнату, легла, накрыла голову подушкой. Но сверху донеслось еще раз сто, а может, двести:

— Бобби красавчик! Бобби красавчик!

Не хватало, чтоб все ее пятьдесят попугайчиков заверещали разом да еще с иностранным акцентом! Долорес хихикнула.

Засыпая, она продолжала слышать над собой неунимавшийся голос хозяйки.

Проснулась часа в три дня с острым чувством голода. Лучик солнечного света светло-лимонной каплей подрагивал на цветочном узоре обоев. Долорес встала, стараясь не шуметь.

Если услышит, что я проснулась, тотчас спустится вниз и станет требовать денег. А что я ей скажу? В прошлом месяце всего неделю просрочила, и то какой крик подняла. А сейчас она вообще может взять и вышвырнуть меня ко всем чертям. Надо бы повидаться с Эсси. Завтра все магазины работают, а у нас с ней выходной.

Умывшись, натянув старенький свитер и джинсы, Долорес заметалась от одного к другому окошку под потолком, пытаясь разобрать, что там на улице. Но, даже поднявшись на цыпочки, ей не удалось увидать ничего, кроме грязных сугробов, до половины загородивших окна.

Долорес пошарила по карманам, заглянула в дешевенькую пластиковую сумку.

Пятьдесят семь центов и проездной… если дотяну до вечера, может, Эсси пригласит с ними поужинать? Мать ее, правда, ко мне не очень-то… ну да что там…

Долорес прошла в ванную, подкрасилась, отступила на шаг перед зеркалом, рассматривая свое отражение.

Вот Эсси — это мастерица! Если она за меня берется, я у нее каждый раз по-новому смотрюсь. А я вот так не умею…

Долорес натянула куртку, сапоги, с досадой отметив, что каблуки сбиты. Ей страшно не хотелось выходить на мороз, страшно не хотелось видеть натянутой физиономии матери Эсси. Долорес ходила взад-вперед по комнате, не отрывая взгляда от часов, дожидаясь, пока стрелки покажут половину шестого.

Мороз был лютый, северо-западный ветер сыпал в лицо пригоршнями сухой, как песок, снег. Долорес проехала в автобусе несколько остановок дальше на север, вышла. Было уже совсем темно, когда она шла по заснеженной пустынной улице к дому Эсси. Свет не горит, шторы опущены, но Долорес все же поднялась по ступенькам и несколько раз позвонила в дверь. В доме было тихо, только собака отозвалась злобным лаем. Долорес постояла еще, потом повернулась и пошла обратно на автобус по той же улице, рукой в перчатке прикрывая от ветра замерзшие щеку и нос.

Новый год празднуют. А я одна. И с голоду помираю.