Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

— Чувствую себя как Петр Великий, — сказал Лэндон, откидываясь в кресле. Они заметно развеселились. Маргарет поставила пластинку со славянскими танцами, зажигательными и задорными польками и мазурками. Тут в Лэндоне проснулся танцор, он снял туфли и запорхал, закружился по комнате, откалывая коленца из сиртаки. Маргарет смеялась и хлопала в ладоши. Но стук в пол прервал эту вечеринку для двоих. Старая миссис Харпер в знак протеста тюкала клюкой в потолок. Они засмеялись. Бог с ней, со старухой, все равно у них кончился запал. Эта перченая музычка разогрела им кровь, унесла с собой стеснение, и им было легко друг с другом.

После ужина они сидели на диване и слушали Шопена. Маргарет, в зеленой блузке и юбке, скинула на пол туфли и подобрала под себя ноги. Положила голову на плечо Лэндону.

— Почитайте мне какие-нибудь стихи, Фредерик! У меня сегодня поэтическое настроение.

Господи, как все в жизни повторяется, ведь уже было такое ухаживание! Взяв с полки книгу, толстую антологию, Лэндон протянул ее Маргарет.

— Вы преподаете литературу, Маргарет. Покажите, на что вы способны.

Она прочитала «Оду соловью», Лэндон ответил «La Belle Dame sans Merci» [36] «Прекрасная безжалостная дама» (франц.). Известные стихотворения английского поэта Китса (1895–1921). . О-о, эта сладостная, полная романтики тоска Китса и Шопена! Устоять против нее было невозможно. Она залила всю комнату и проникла в сердца влюбленных, словно жидкое золото. Маргарет прикоснулась к нему, нежно поцеловала в губы. Они страстно обнялись.

— Дорогом мой Фредерик, — прошептала она, — ты будешь любить меня?

В спальне она разделась перед ним без всякой робости — как девица с панели. Боже, какая грудь, плечи, какая линия бедер! И это его соседка — старая дева, школьная учительница! Со своими тяжелыми пальто и туфлями без каблука! Со сдобными булочками и колбасой в пакетах. Старомодным портфелем из Лодзи. Как-то он внимательно разглядел его: отличная кожа, довоенная штуковина, все швы — вручную. А владелица портфеля? Искушенная любовница, чьи терпеливые пальцы и сведущие губы обшаривали каждую клеточку его тела, стремясь завоевать его. Ласково и мягко она приняла Лэндона и тихонько заплакала, а Лэндон, сам того не желая, думал: она плачет оттого, что ей хорошо с ним, или вспоминает его предшественника?

Ох уж эти проказники — эротические воспоминания! Ну их куда подальше! Стоя у окна, Лэндон с улыбкой смотрел вниз, на улицу, которую заливало яркое зимнее солнце. Унылое времечко, но еще месяц — и эти старые деревья взорвутся свежей зеленью возрождения, наденут листву и принарядятся к маю. Да, в постели Маргарет была великолепна, ничего не скажешь, но явно страдала от сознания жуткой вины. Внебрачная связь — это смертный грех, а Лэндон даже не был католиком. Сказать отцу Даффи — она и подумать не могла об этом и впадала в еще большую ошибку. Разумеется, она считала, он что-то подозревает — скорее всего, так и было. Эти иезуиты! Божьи птахи с нюхом ищейки! Если где рвут запретный плод — учуют за милю! Но что Лэндон мог ей сказать? Сейчас не средние века, Маргарет. У человека есть убеждения, не будешь ведь над ними смеяться. Этого ей и без него хватает. Она стояла перед ужасной дилеммой, и он ей сочувствовал. Подобные угрызения совести мучали ее и с его предшественником, хотя слушать об этом у Лэндона особого желания не было. Но приходилось. Она показывала Лэндону фотографию высокого, худощавого и лысеющего человека с открытым и умным взглядом. Остатки когда-то шикарной шевелюры кустились с боков и закрывали уши. Как водится, очки в роговой оправе. В зубах — трубка, эдакий красивый солидняк профессорского типа. Лэндон видел в нем поразительное сходство с драматургом Артуром Миллером. Это был некто Гранштейн, бывший преподаватель математики в старших классах школы, бывший владелец огромного норовистого «де-сото», явившегося на свет в середине пятидесятых годов. Большой умница, если верить Маргарет, пережил Бельзен [37] Концлагерь к северу от Ганновера (ФРГ). , совершил оттуда побег. До того как бросить якорь в одной из средних школ Монреаля и взяться за обучение детей счету, он вел жизнь, полную приключений. Может, науку любви Маргарет постигла с ним? Сомнительно. В ее жизни было много мужчин. Техника исполнения — само собой, но ведь была еще простота и легкость, с какими она преподносила свою эротическую композицию. Впрочем, возможно, Гранштейн обогатил ее программу несколькими штрихами. Но почему он, Лэндон, так ревнует к этому учителю с интересным прошлым? Наверное, потому, что Маргарет вспоминала только его, и потом, Лэндон догадывался: этого Гранштейна она любила. Но все карты спутала ее матушка, а теперь Гранштейн исчез с горизонта, почил, бедняга. Рак каких-нибудь внутренностей. Пережить четыре года нацистских зверств, а потом пожелтеть и угаснуть в канадской больнице в возрасте пятидесяти двух лет. Всего за полгода до смерти ее матушки. Ужасно все это. Да, у его соседки были причины для скорби, ничего не скажешь. И горя она хлебнула достаточно. В этой жизни она познала многое.

Зазвонил телефон, он радостно тренькал, прорезая тишину комнат. Сняв трубку, Лэндон услышал голос сестры, летевший по проводам из Бей-Сити. Его страждущая сестра!

— Эллен? Это ты? Ну, как там у вас дела?

Он терпеливо слушал надтреснутый жалобный голос, его сестра докладывала о своих мучениях миру, который решительно ополчился против нее; оплакивала свою судьбину, вечно сетовала на своенравную жизнь, то и дело чинившую какие-то препоны, всегда преувеличивала последствия разных тягот и неурядиц. Для Эллен ливневые дожди стали ураганными штормами, а свежий ветер всегда сулил бурю. В последнее время она пристрастилась к религии и стала выписывать журналы, которые печатались в таких местах, как Пасадина, штат Калифорния, и Финикс, штат Аризона, и пугали своих читателей Страшным судом.

— …Дети поправляются после гриппа. Отец нездоров.

Лэндон пожевал губу.

— А что с ним?

— Да опять бедро. Все время беспокоит. Знаешь, как он на него жалуется. И хочет, чтобы мы забрали его оттуда. Хочет вернуться домой, но ты же знаешь, здесь нам с ним не управиться. Места у нас мало, да и по отношению к Хербу это будет несправедливо. Он и так целый воз тянет…

Не то что я, так надо понимать. Когда говоришь с его сестрой, бессмысленно интересоваться кем-то другим. Эллен каким-то образом всегда удавалось вернуть разговор к ее проблемам. Она всегда хотела держать биту. Лэндон вспомнил, как в детстве весенними вечерами они играли в мяч — в школьном дворе, давным-давно. Его сестра ставит ногу на черту, где стоит игрок с битой, и начинает ныть, а потом и выть пронзительной сиреной — в сумерки, среди смачных ударов битой. Не-ет, перебросить! Вы всегда со мной жулите!