Марк Харитонов - Джокер, или заглавие в конце

Ну, не пересказывать же своими словами. Я и термины не всегда могу повторить. Нам кажется, будто мы достоверно знаем, что такое беспорядок, порядок, красота, безобразие, добро, зло, пользуемся на самом деле метафорами — а что им соответствует в физическом мире? Известные объяснения так же условны, как математические понятия. Групп, матриц, функций, чего там еще, в природе не существует, но мы можем свои построения преобразовывать, сопоставлять результаты с реальностью, и если придерживаемся определенных законов, абстрактные, казалось бы, выводы оказываются не только применимы к жизни — они могут влиять на жизнь.

Я слушал, время от времени кивая — казалось, будто в самом деле готов был понять. Понять не содержание — не мне было судить, насколько всерьез стоило относиться к этой, может быть, умственной самодеятельности. Понятно было счастье процесса, вдохновенного поиска. Он и рассказывал, как будто заново переживал кайф — даже слушая, можно было это представить. Ни о чем вроде бы специально не думаешь, отходишь перекусить или отмокаешь под душем, вода барабанит по черепушке, в голове ничего, кроме шума — незаметно из него возникает музыка, похожая вначале на речитатив переменчивого дождя, все более явственная, нездешняя, обычными нотами ее не запишешь, тем более не объяснишь словами, только такой же музыкой. Что-то шевелится, соединяется в мозгу или в электронных недрах, ощущаешь себя внутри мерцающего математического пространства, оно преображается само собой, спешишь поскорей к компьютеру, голый, оставляя мокрые следы на полу. А потом вдруг начнешь под эту никому не слышную музыку пританцовывать, притоптывать нелепо, не до конца еще просохший. Право, я почти это видел: потемневшие от воды пряди лезут на глаза, кожа незагорелая, белая, на губах улыбка счастливого идиота. Конец зимы или начало весны, время не имело значения. Не то чтобы его не замечаешь (как не замечаешь рутинных движений, умывания, смены одежды, утро сейчас или ночь, шторы задернуты, свечения дисплеев достаточно). Вздернутость чувств, возбужденная, бессонная продуктивность мозга. И можно ли было это назвать бессонницей? Какой-то подарок природы — способность не спать подряд сутки, другие, сколько еще — он дней не считал, сливались в один. И никакой усталости, сонливости. Или, может, ему казалось, что не спит? Где-то он, кажется, читал, что такое бывает, теперь сам бы мог рассказать. Как будто снится, что ты не спишь, а мозг работает без усилия, сказочно, как во сне. Именно как во сне. Да еще начинаешь придумывать для себя произвольные ритуалы, зароки: совершить, например, одинаковое количество движений кистями рук в определенной последовательности и проследить, чем это обернется в течение дня. (Сумеешь ли ты, например, встретиться кое с кем на перемене, то есть даже не подойти, но хотя бы увидеть, пусть на расстоянии, даже лучше на расстоянии, подходить каждый раз неловко, подумает, что навязываешься.) Род суеверия, самодельной магии, подростковая игра с собой. Небезразлично оказывалось, в какой рубашке в какой день недели ты поехал на занятия. Хотя посмотреть на себя в зеркало перед уходом этот рыжий интеллектуал скорей всего забывал. Безрукавку, впрочем, надевал неизменно — амулет свое действие вроде бы подтверждал.

Ну, тут я уже больше добавлял от себя, но он и сам готов был над собой усмехаться. Действительно важным для него было нараставшее чувство, что все со всем связано: возникающее в мозгу, во внутренностях слабо урчащего устройства — и происходящее в жизни, в мире, если угодно, в космосе с его всеобъемлющими полями. Как некоторые готовы называть любовь проявлением мировой гармонии, а кто-то скажет: божественного начала…

Студент говорил, глядя не на меня, куда-то мимо, разбитую сторону лица можно было почти не замечать, я уже привык. Я сидел в кресле, немного возвышаясь над ним, в уме вертелся, не оставлял все тот же вопрос: не поддерживалось ли это восхищенное, но, право, не совсем естественное состояние вполне известными средствами? Болезненная невнятица реферата, лежавшего на столе в соседней комнате, все же требовала, что ни говори, объяснения.

Прямо спросить про это я медлил — а скоро и не понадобилось. Парню надо было не просто все-таки в конце концов рассказать, что с ним произошло — в чем-то самому разобраться. Обнаружил, что кофейная чашка с блюдцем все время оставались у него в руках, удивительно, что не уронил. Убедился, что в ней ничего не осталось, потянулся поставить чашку на стол, я перенял у него.

Был непонятный, необъяснимый сбой. Вначале могло казаться, что просто вдруг испортилось настроение, причину можно искать в чем угодно. Услышал случайно в университетском коридоре, на ходу, болезненно резанувшие слова, а может, увидел что-то, способное вызвать ревность, проскользнул и такой намек. Ну, тут больше были мои домыслы. Все можно считать причиной. Связывать происходящее в жизни с работой собственного ума, тешить себя фантазиями, будто найденное или возникшее на дисплее решение определит чье-то отношение к тебе. А если решения не получалось, все оказалось ошибкой? Что-то в мозгу погасло, светится в четверть накала. Музыка перестает звучать, живые только что значки осыпаются, как засохшие насекомые. Преподаватель, у которого он писал курсовую, подкинул ему какую-то непростую задачу, решение увез с собой за границу, пропал. Начинал раз — другой перечитывать сам — не мог понять, с чем что связано, откуда взялся результат: каша, набор знаков. Знакомое состояние. Как будто забыл увиденное во сне и не можешь ни вспомнить, ни заснуть снова.

Что-то сорвалось. Мозг ведь не все может выдержать. Сработал какой-то системный предохранитель. Это нельзя было назвать просто переутомлением, депрессией, наоборот — та же вздернутость, возбужденность, только мысль застряла. Говоришь как будто по инерции, по старой памяти, получается вроде бы складно, да все не то. Как актер, забывший роль, начинает нести отсебятину, лишь бы не сорвать представление. Как слегка хлебнувший изображает из себя пьяного. И при этом становишься все рассеянней. Такое бывает с людьми, слишком погруженными в свои мысли — когда видишь не то, что перед тобой, проходишь мимо знакомых, не замечая, потом не можешь вспомнить, с кем говорил вчера.

А тут еще и с Кассандрой началось что-то непонятное. Как будто по той же рассеянности нажал не ту клавишу, не заметил какую, не знаешь теперь, как, что исправить. Введенный результат непонятно где растворился, исчез, не восстановить, не распечатать реферат, уже подготовленный для зачета. С электроникой такое бывает. Можно было заподозрить вирус — нет, было что-то другое, странное. А пропавшее время спустя возникало опять, само, причем как будто в измененном виде — не совсем узнаешь. У самого что-то стало происходить с памятью, это действительно была беда.