Алексей Славич - Начало перемен

Занесло к Кате Гурова совершенно случайно. Как–то днем вдруг возникла длинная пауза, которую толково заполнить не удавалось, — почему бы тогда, решил он, не заполнить ее приятно. А когда с девочками, к которым он ходил регулярно, не склеилось, на одном из досуговых сайтов Гуров выбрал первую попавшуюся симпатичную индивидуалочку лет двадцати пяти с квартирой неподалеку от офиса.

Катя оказалась вполне соответствующей фотографии, приятной девочкой. Все с ней поначалу получалось замечательно. А у нее вполне было похоже на натуральный, не симулируемый затяжной оргазм. Но вдруг под самый конец Гуров ощутил в голове какую–то странную, скорее приятную вибрацию, самые сильные пульсации которой совпадали с движениями тела Кати. Потом ее ноги и руки судорожно дернулись, она приняла странную позу, издала несколько негромких, каких–то квакающе–крякающих звуков — и потеряла сознание.

Гуров даже испугался, не отдала ли девушка концы. А убедившись, что Катя потихоньку оживает, собрался исчезнуть по–английски, плюнув на оплаченное время, поскольку непонятной и подозрительной экзотики не любил. Но тут, приоткрыв глаза и увидев его натягивающим брюки, Катя заплетающимся языком пролепетала:

— Умоляю вас, не уходите!

От неожиданного обращения в стиле девятнадцатого века Гуров нервно и глуповато рассмеялся.

Катя настойчиво продолжала срывающимся голоском:

— Прошу вас, сядьте. Дайте мне руку. Зачем вы смеетесь, Сережа? Надо мной?

Хотя странная манера речи девушки продолжала изумлять, Гуров решил пока остаться, послушно присел на ложе любви и взял Катину слабую потную ладошку.

— Разве мы не на «ты»?

— Я забыла. Было так хорошо, что я, кажется, на минутку все на свете забыла.

— «Пустое «ты» сердечным «вы» она, обмолвясь, заменила…» — пробормотал себе под нос Гуров.

— О, появились счастливые мечты? Опять? — несколько окрепшим голосом кокетливо поинтересовалась Катя.

У Гурова в буквальном смысле слова отвисла челюсть:

— Вы … любите Пушкина?

Катя рассмеялась.

— Что, не положено по профессии? На самом деле гораздо более странно, что вы знаете это стихотворение, — вы ведь сказали, что маркетолог? А я просто такой уродик — у меня очень хорошая память на тексты. В школе случайно попалось на глаза. Но, вообще–то, кое–что из Пушкина я очень люблю. И эта вещь, как часто у раннего Пушкина, очень музыкальная.

И она, уже овладев голосом, со вкусом продекламировала:

Пустое вы сердечным ты

Она обмолвясь заменила,

И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила.

— Так, — сказал Гуров, — я действительно вспомнил, что мы таки официально не переходили на «ты». Как насчет выпить на брудершафт? Кажется, никогда этого не делал.

— С удовольствием. Мне тоже давно не приходилось пить брудершафт.

Гуров плеснул в бокалы вина, Катя приподнялась — и они переплели руки и сделали по глотку.

Потом Катя по–хозяйски взяла Гурова за уши обеими руками — и во время поцелуя он опять пережил потрясение. Что такое особенное, так сказать, «технически» делала Катя, он понять не мог. Но результат был фантастический — по интенсивности ощущений близкий к оргазму. В голове образовалась чудесная, звонкая, эйфорическая пустота. И опять он ощутил странную вибрацию, ритм которой на этот раз совпадал с нежными касаниями Катиного языка.

— Ну ни хуя ж себе! — заплетающимся языком восхитился Гуров, когда Катя сделала паузу. — Солнышко, а можно, я немножко лягу?

Катя засмеялась.

— Забавно теперь переходить с джентльменами на «ты»: тут же начинают обкладывать хуями и говорить двусмысленности.

Несколько часов, которые они провели вместе, были, пожалуй, лучшими из всех, что когда–либо проводил Гуров с женщинами. И дело было отнюдь не только в тех удивительных ощущениях, которые Катя умудрялась извлекать из его организма. Ему просто было с ней хорошо. Все время.

Половину денег Катя ему вернула. Когда он попытался отказаться, Катя вздохнула и абсолютно убедительным командным голосом сказала:

— Серый, харэ выебываться. Тема закрыта. Всосал?

Пришлось покориться.

Одеваясь, он заметил еще одно ее удивительное качество: умение необыкновенно быстро двигаться. Вот он надел плащ — и вот Катя уже прижалась к нему:

— Ты ведь придешь опять?

— Приду, — пообещал он.

Прийти опять очень хотелось уже завтра. Однако был в судьбе Гурова неприятный опыт: лет в тридцать он чуть было не стал алкоголиком. С тех пор старался придерживаться правила: если что–то тебя очень притягивает — постарайся сделать паузу. На всякий случай.

Паузу он смог затянуть почти на четыре дня. Когда на четвертый день вечером набирал номер Кати, поймал себя на том, что волнуется — ну, примерно, как лет тридцать назад волновался, назначая первые в своей жизни свидания.

Катя узнала его сразу. Голос ее был нейтрально–приветлив, что называется, профессионален — что почему–то Гурова неприятно покоробило. Впрочем, она согласилась принять его немедленно.

Первые минуты встречи были такими же натянутыми, как и телефонный разговор, — Катя с небольшими вариациями прокручивала дубль их первой встречи: профессиональная очаровательная улыбка, профессионально любезно поблагодарила, что пришел, профессионально восхитилась чудными лилиями. Они сели в гостиной выпить вина …

…А потом Катя наклонилась к нему, взяла за руку и неожиданно спросила:

— Сережа, извини за некорректный вопрос, — почему ты не пришел раньше?

— Боялся, — честно ответил Гуров.

— Чего?

— Зависимости — мне с тобой слишком хорошо.

Гуров опять удивился умению Кати молниеносно перемещаться — она почти мгновенно очутилась у Гурова на коленях в уже знакомой позе — держа его за уши, глаза в глаза:

— И это, сударь, по–вашему, извинительная причина, чтобы девушка ждала, страдала и практически выплакала себе единственные глаза? Благородно ли это с вашей стороны?

— Правда ждала и страдала?

Катя тяжело вздохнула, встала, подняв за собой Гурова, жарко прошептала ему на ухо «Честное благородное слово!», мягкой подсечкой уложила на ковер и стала сдирать с него брюки.

— Эй, — удивился Гуров такому повороту, а заодно и нарушению стандартного для проституток и привычного для него распорядка, — а душ?

— Душ еще надо заработать! Если всяких грязнулистых мудил просто так пускать в душ, то они вообще неделями будут пропадать бог знает где!

Потом они лежали, тесно обнявшись, на колючем ковре, но на кровать перейти было лень.

— Скажи честно, Серенький, у меня, наверное, неприятные поза и движения, когда я кончаю? И звуки какие–то странные из меня лезут?