Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

— Она тебя благодарит, но переживает, что ты сам промокнешь до нитки.

— Ах, скажи ей, что вчера я так промок, что этот дождик — сущая ерунда.

Она взглянула на свою завёрнутую лютню, потом широко ему улыбнулась:

— Very nice from you. [22] Очень мило с вашей стороны (искажённый английский)

Она говорит по–английски! Он чуть не подпрыгнул от радости.

— Oh no, it's such a pleasure for me, such a pleasure! Ak Torgu — I'm so glad. [23] О нет, это такое удовольствие для меня, такое удовольствие! Ак Торгу, я так рад. (англ.) Я не… нет, погоди … я не говор… не говорью по–русски, но I want to learn, yes! I want to learn. Russki. And shor… shor… [24] Я хочу научиться, да! Хочу научиться. Русский. И шор… шор… (англ.)

— Ш орский! — она снова расхохоталась и слегка коснулась его плеча.

— Ш орский, yes, yes! — восторженно воскликнул он, хотя руки его уже затекли. — And: my name is Матвей . Matthias. [25] И меня зовут Матвей. Матиас. (англ.)

— М атвей? Вас зовут? Матиас?

Артём нашёл на земле раздвоенную ветку, подцепил ей куртку и отдал ветку Блейелю. Наконец–то можно было опустить руки. В это время Ак Торгу и Соня завязали беседу, постоянно кивали и говорили «да, да, да» . Артём вступил в разговор, явно с удачной шуткой.

— I will learn, I will learn, [26] Я научусь, научусь (англ.) — прошептал Блейель. Певица почти отвернулась от него, глядя на брата с сестрой, но по крайней мере стояла рядом. Он жадно втянул воздух, хотя от мокрой шкуры разило псиной. И, когда она взглянула на него, он воспользовался шансом, невзирая на то, что Соня ещё говорила с ней, и, насколько позволила палка в руке, указал на её инструмент:

— Кай–комус!

Победа! Она снова повернулась к нему, подняв лютню:

— О й! Кай–комус, yes. Шорский. Здорово! Very good, Matthias! [27] Очень хорошо, Матиас! (англ.)

— I love it! I love the sound. The way you play it. [28] Мне очень понравилось. Понравился звук. И как вы играете (англ.)

— Кай–комус? Thank you very much. — и она с улыбкой указала на его ноги, — сапоги. Very good here. [29] Большое спасибо… здесь кстати (англ.) Сапоги, yes?

— Oh. Gumboots. A long story. But it's such a pity you couldn't play more today. [30] А! резиновые сапоги. Долгая история. Какая жалость, что вы не поиграли ещё (англ.)

Она пожала плечами.

— Д ождь . Rain.

— And your voice! Your two voices. It's just — I never — never in my life… [31] А ваш голос! Два голоса. Это просто… я никогда… никогда в жизни… (англ.)

— Мистер Блейель на девятом небе, — перебил Артём, — простите за вмешательство, но рэйн прекратился и уже поздно. Надо бы подумать, как нам отсюда выбраться. То есть, из Таштагола.

Соня и Ак Торгу снова заговорили друг с другом.

— Мне кажется, можно остаться и здесь, — сказал счастливчик.

Певица вышла из–под балдахина, раскинула руки и произнесла по–русски:

— Приглашаю вас с собой, поедете?

— Ого, ого, ого! — заухал Артём, и она, обратившись к Блейелю, кивнула: «в Чувашку».

— В Чувашку?

— Ну! В Чувашку . You come? [32] Вы поедете? (англ.)

— Oh, yes. I mean — да. [33] О да. То есть… (англ.)

Она снова дотронулась до его руки, показывая, что можно отложить ветку. И, пока дамы обсуждали частности, Артём объяснил.

— Значит, она сказала, что приглашает нас в Чувашку, это вроде шорская деревня. Если я правильно понял, она живёт там с родителями.

— Просто чудесно!

— Погоди–ка минутку, я послушаю, что там говорят дамы.

Главное теперь — не проснуться, подумал Блейель и поглядел наверх, в мокрую черноту сосновых иголок.

— Действительно. Чувашка. Она говорит, что была бы рада. Этот дождь свёл нас не просто так. И такой странник с нами. Это она верно подметила, а, Матвей?

Он не ответил.

— Но мы должны, говорит она, быть готовы к более чем скромному жилищу.

— Ну конечно, естественно!

— И если у нас будет время и желание, и если погода не испортится — то завтра мы можем поехать с ней к Холодным ключам.

— К Холодным ключам.

— Да. Священное место. Там можно увидеть духов.

Он отбросил ветку и обеими руками обхватил свободную руку певицы:

— Ак Торгу, I am so [34] Я так… (англ.) — спасиба, спасиба!

— Одну минуточку. А что, если мы с сестрицей не можем поехать? Завтра понедельник.

— Да, но…

— Catalog Services, — ухмыльнулась Соня. — Фенглер.

— Но с Галиной можно же… разве нет?

— С Галиной много чего можно, — ответил Артём и пригладил влажные волосы. — С другой стороны, какой у нас выбор? Мы застряли в Горной Шории, автобус наш ушёл, и, как нам известно, наш питомец, Матвей Карлович, без нас пропадёт.

Но в этот момент питомец не пропал, а углубился — пожирая глазами певицу, разговаривающую по мобильному телефону.

Мечта и реальность, мобильная связь и волчья шкура. Только бы не проснуться!

Её лицо — оно выглядело немного не так, как он помнил. Но не менее красивым! Щёки округлее, лоб более выпуклый. Её глаза, он запомнил их почти чёрными — ошибка. Скорее светло–карие. Орехового цвета. Похожи на его собственные. Но в азиатском варианте. И она оказалась меньше ростом, чем он думал. Ему помнилось, что она не ниже его самого — но он оказался на полголовы выше. Матиас Блейель был метр семьдесят восемь ростом. Её голос, тише, чем можно было предположить по песням. Зато смех — заразительный, сокрушительный. Зажав в одной руке телефон, а в другой инструмент, она слегка покачивалась. Её одежды, туника и широкие штаны тон в тон, и пояс, с узором из тонких полос; в основном красного цвета, но были ещё чёрный, зелёный, белый и жёлтый. Её тело — не смей и думать о нём! Её светлые мокасины рядом с его сапогами. В месиве из грязи и сосновой хвои.

Она раздобыла машину у здешних друзей, у которых она собиралась переночевать. Старые белые «Жигули». Прямой наследник лошадиных саней в наших широтах, как выразился Артём. Потом выяснилось, что ни у него, ни у Сони, ни у Ак Торгу не было прав.

Блейель, скрючившись, сидел за баранкой и сосредоточенно глядел на дорогу. О гидроусилителе руля не было и речи. Мотор громкий, но чахлый. Рычаг скоростей расхлябанный и непослушный, зато увенчан прозрачным кристаллом, из которого к небесам кротко взирала какая–то святая. От малейшей неровности на дороге пассажиров немилосердно трясло, и что обувь новичка плохо сочеталась с педалями, особой роли уже не играло. Поначалу он судорожно извинялся за причиняемые неудобства, но скоро заметил, что они покорились судьбе, словно привыкли к гораздо худшему. Без умолку они взбудораженно трещали по–русски. Теперь Артём почти ничего не переводил.

Гость в качестве шофёра, подумал он. Наконец–то он мог возместить хотя бы малую толику того, что он им должен. Это хорошо.

В Чувашку. Единственное, что он теперь слышал в свой адрес — куда ехать, но и это случалось нечасто. Ведь он находился глубоко в бескрайности, и спасибо, что тут вообще есть дороги. Как он понял, деревня находилась в сотне километрах от Таштагола к северу, это напрямик. Но другого пути, кроме огромного крюка на запад, через города Новокузнецк и Мыски, не было.