Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

Снова река. Сначала Томь и Мундыбаш, а теперь Мрас — Су. Томь он видел только сверху, в притоке Мундыбаша отмывал одежду от болотного ила. Мрас — Су была первой сибирской рекой, по которой он плыл. Ввосьмером они сидели в узкой моторной лодке, Соня впереди, за ней Блейель, а на высоко поднимавшемся носу — багаж. На борту находились все присутствующие вчера и ещё двое. Брат Ак Торгу Саша, с угловатой стрижкой — Блейель помнил его с Томской писаницы, и коренастый лодочник по имени Егор, тоже шорец. Новичок с детским почтением разглядывал его убранство — рыбачьи сапоги выше колен, маскировочной расцветки костюм и кожаная шляпа, глубоко надвинутая на лоб. Лодка неслась вверх по течению, по довольно спокойной, иссиня–чёрной воде, и брызги, отлетавшие в лицо или на руки, словно благословляли Блейеля. Вода была ледяная, и как только облака застилали солнце, ветер обжигал лицо. По обоим берегам тянулась густая вечная тайга.

Какое счастье! Он в пути. В пути по реке.

Последствия вчерашнего возлияния отдавались тупым ощущением в затылке. А вот Артём, сидевший за ним, выглядел совсем разбитым, хоть и уверял, что чувствует себя великолепно. По дороге почти не разговаривали, и Блейель был этому рад. Тарахтел подвесной мотор, лодка размеренно шлёпала по поверхности воды, и эти звуки прекрасно гармонировали с окружающим пейзажем и его торжественной радостью.

Саша, брат, первый обратился ко всем. Он указал на трёх ласточек, парящих над лодкой, и сказал:

— Духи заметили и приветствуют нас.

Но Блейель увидел кое–что ещё. Сначала он решил, что ему показалось, но нет. Она была такой же реальной, как его влажные пальцы на борту лодки, как лужица у него под ногами. Крупная синяя стрекоза. Описав большой круг, она прилетела с северного берега, зависла в пяти метрах от них, словно ожидала, что гость благоговейно преклонится перед её переливающимся тонким телом. Потом свернула и отстала.

Больше, похоже, никто этого не заметил. Сердце его тревожно заколотилось, он осторожно нагнулся вбок и через Артёма поглядел на Ак Торгу. Она тоже посмотрела на него, подняла брови и улыбнулась. И он подумал, что в длинном чёрном пальто она похожа на жрицу.

— Они приветствуют нас, — повторил он.

Чисто выметенное небо отражалось в воде, и под полуденным солнцем тайга засияла, словно охваченная огнём. Его возбуждение сменилось странным двойственным чувством, глубоким покоем и напряжённым ожиданием одновременно, оно показалось ему знакомым, хоть он и не знал, откуда. И у него, кажется, появилось новое ощущение, шестое чувство. Мрас — Су в этом месте разлилась так же широко, как Томь в Кемерово, и они проходили сложный участок, с сильным течением посередине. На обоих берегах он заметил особенные места. Места силы, вот какое слово всплыло в его мозгу. Где он мог такое услышать? Или прочитать. Слово из отдела эзотерики, из области, которая его вообще–то никогда… Лодку подкинуло, и Блейель не додумал глупую мысль. Он видел места, из которых исходила некая сила. Что в них было особенного? Может быть, лёгкое дрожание воздуха, может, едва заметное изменение цвета в светящейся тайге. Может, что–то, что на долю секунды мелькнуло между кустов и деревьев.

Или что–то, чему не было определения. То, что он ощущал, и не нужно было знать, как и почему. Если в глухом лесу ты вдруг повстречался с медведем, тоже ведь непонятно, как и почему. Хоть Матиас Блейель и никогда не был в такой ситуации.

Он вспомнил, как пошёл за личинами. Что он при этом испытывал? Песня в голове. Он и не подозревал, что значат слова. Он вообще ни о чём не думал, пошёл за лицами, как ребёнок. И когда перед духами из сказочного леса вдруг предстал медведь–плясун, они разверзли под ним землю.

Он не знал ничего, он должен всему научиться — ему позволили всему научиться. Здесь он под её защитой, под защитой Ак Торгу, которая знает духов и умеет с ними обращаться. Он снова обернулся, Артём подмигнул ему. Лодочник, стоявший на корме, взмахнул свободной рукой и что–то крикнул.

— Держись, Матвей, мы идём на снижение. Мы на месте.

Он здесь. На новой, священной земле. Я не хочу вам мешать, подумал он. С каждым вдохом его пронизывало счастье, неведомое старому Матиасу Блейелю, уверенность, что он достиг нужного места. Почти неисписанный лист. Пришёл к началу. Родников он не видел, их скрывали заросли. Из–за ветвей пихты, увешанной тряпицами, ручей сбегал узким светлым водопадом по трём ступеням, вливаясь веером тонких струек в реку. Только они высадились (Блейель очнулся от умиротворения и почувствовал себя неотёсанным чурбаном, когда лодочник рыцарственно понёс на закорках хихикающую Татьяну к берегу), как туземцы молча разошлись кто куда. Певица и мать занялись сумками и кульками, мужчины собирали хворост для костра.

— Тоже можешь пособирать, — посоветовал Артём, — а то ещё подумают, что ты здесь начальник. Ах, ерунда, — он потряс головой над собственными словами, — ну, ты понял.

К Юрию это явно не относилось, он подстелил куртку и уселся в камыши, насвистывая на соломинке. Соня фотографировала. Блейель отошёл от каскадов и полез наверх, вытянул из зарослей несколько веток. Костёр складывал Саша, он одобрительно кивнул, когда Блейель вернулся с добычей. Тем временем женщины расстелили на плоских голышах клетчатую клеёнку, достали стаканы и тарелки, огурцы и яблоки, колбасу, сыр и пирожки. Закончив, они отошли с последней сумкой за выступ скалы. Блейель увидел, что Ак Торгу снимает пальто.

А потом она села на большой камень, на ней посверкивало расшитое серебряными нитями фиолетовое платье. Волосы закрывал тёмный платок, поддерживаемый вышитой бисером лентой. На коленях лежала лютня.

— Матиас, — улыбнулась она, он подошёл поближе, и она заговорила по–русски. Учиться, вскричало в нём, немедленно! Артём, в своей обычной манере, встал у него за плечом.

— Ты должен знать, что музыка необходима, чтобы привлечь внимание духов. И ещё, во время жертвоприношения нельзя использовать пластиковые сосуды. Иначе они обидятся.

— И начатые бутылки, — пробормотал Блейель.

Она тронула струны и запела песню, которую он ещё не слышал. Вначале таким жалобным, хрупким, тихим голосом, что, казалось, ветер его задует. Но голос взмыл в небеса. А через две строфы опустился до горлового рыка и зазвучал так мощно и потусторонне, что ветер затих. Зачарованный гость застыл на камнях, в крайне неудобной позе, но не замечал, что отсидел ноги. Он был с ней, слышал её, видел её волшебство, так близко, что мог к ней прикоснуться. Как она красива! Даже когда хмурила лоб, так, что брови почти сходились. Он впитывал каждую деталь, каждую мелочь, самое малое её движение. Эта женщина. Её голос. Порог, через который он перешагнул. Какой драгоценный, какой торжественный момент в его жизни!