Анатолий Лернер - Тремпиада

Тогда–то и созрело решение: не спорить с происходящим. Так перестал существовать вопрос денег.

Едва прозвучала увертюра, а необходимые суммы стали выплывать самым непостижимым образом. В день заключения договора с владельцем дома, отец вручил мне тысячу шекелей — на новоселье. Эта тысяча и была отдана в уплату за первый месяц. Месяц счастливой и беззаботной жизни под оранжевой крышей. А потом появилась подработка на подрезке цветов и виноградной лозы. И, наконец, участие в съемках фильмов. Как–то мой приятель… Роже… пригласил поучаствовать в съемке эпизода для исторического фильма… эти фильмы снимали в Старом Городе… австралийцы снимали… американцы… русские…

— Кинозвезда, — веселилась Ира, а я пожимал плечами, как бы говоря: «Да я здесь, вроде, не при чём».

Встреча статистов с киногруппой была назначена у входа в парк, окружавший развалины древнего городища. Здесь, на руинах синагоги талмудистских времен, киношники снимали эпизод, связанный со строительством Храма. Маленький трюк, и вот уже нет руин, а есть возведенные строителями стены. А мы, как–бы, и есть те самые строители. По крайней мере, изображаем их.

Я окинул взглядом группу и рассмеялся. Мне нравились эти хипповые старики и молодежь. Мне нравился их облик, в коем сохранялось присутствие духа свободы. И выражалось это не только посредством длинных волос, седых, а то и просто — бесцветных бород, но и внешним пренебрежением к стилю одеваться. В них было нечто неуловимое, что делало их привлекательными, что выделяло из общей массы. Я говорю так, потому что сам смотрел на них, глазами режиссера. Я пытался угадать в них нечто. И то, что угадывал, нравилось мне. И почему–то захотелось остаться в этой команде. Хотя, признаться, шансов поучаствовать в этой игре, было у меня маловато. Сбритой по варварски бороды, мне явно не хватало.

Я еще раз с восторгом осмотрел красующихся новым имиджем стариков и мужчин… а ревнивый глаз художницы по костюмам остановился на мне. От этой очень изящной и эмоциональной женщины, сорока с небольшим лет, статисты получали пропуск в мир кино. Она выхватывала человека в свое полное распоряжение и делала его соучастником общего дела… это удавалось ей с такой же легкостью, с какой выхватывала она из шкафа подходящую для платья вешалку!.. Ее руки в массивных серебряных браслетах, возвращали новоявленных актеров назад… на несколько тысячелетий… сама Рука Мистерий направляла их туда, где они были мастерами… строителями Храма.

всё та же рука указала и мне направление… я прошел вдоль каменных ворот древней синагоги, задержал взгляд на высоких, массивных колоннах, некогда удерживающих своды храма Старого Города, и проник вглубь построек.

Возгласами одобрения встречали кинематографисты каждого статиста, преображенного руками художницы… нас встречали как настоящих героев… но мы были только материалом в чужом кино…

десятки раз поднимались и опускались тяжелые каменные блоки… стучал по древнему зубилу огромный молоток… высекались из камня искры… и мелкие осколки… и ступали по январской луже босые ноги… обутые в сандалии… корзины, в которых строители бережно переносили глыбы базальтовой породы … и ловко летающие перед камерой руки костюмерши… то накидку одёрнет… то джинсы повыше закатает, когда те явно вылезут перед объективом… она вымарывала роскошную бороду камнетёса… грязью из лужи мазала ноги каменщикам… в лохмотья превращала чистенькие тряпки, из которых только что ловко соорудила нам одежду…

— Сниматься в кино чертовски интересно! — восклицает писатель. И я соглашаюсь с ним.

— Но физически это бывает трудновато, — говорит он, и я опять соглашаюсь с ним, поскольку бутафорский камень, присутствовавший на короткой репетиции, мне заменяют базальтовым монолитом. Но и этого оказывается недостаточно режиссеру. И тогда он взлезает на второй уровень и притормаживает блок, через который перекинута веревка… а веревку эту тащу я… изо всех сил…

После съемок я попрошу приятеля Роже сняться вместе под аркой древней синагоги. Мысль о том, что эти ворота уже однажды выпустили нас в дальний путь странствий… не дает мне покоя!.. я думаю, что Роже тоже ощущал, как за его спиной, вместе со вспышкой фотоаппарата, вспыхивало морским сиянием небо!

Я видел как сквозь старательные тучи струился белым корабликом сизый дым мистического тумана… и я знал… я был уверен, что скоротечен будет этот праздник!.. Что отголоски того мира, где у причала стоит парусник, снова уведут нас в разные стороны, чтобы снова и снова пробудить в нас воспоминания!.. чтобы снова свести вместе… и… кто знает?.. быть может снова в парке Старого Города…

Какие–то специальные агрегаты поддавали таинственного тумана; и горели в мониторах костры, зажженные внутри строений храма.

От этих костров становилось хорошо. Так хорошо, словно, и впрямь, строил Храм… в душе своей.

красивая иллюзия… кино подарило возможность увидеть героев своих книг в несколько иных обстоятельствах… сейчас они все так и останутся строителями Храма.

Кино привнесло в жизнь этих людей сказку… которая как–то незаметно, буднично вошла в их жизнь… на правах подработки… тогда как в сотворенной сказке, они навсегда останутся ее героями… и будут они на экране не безработными статистами… а строителями… Мастерами… Мудрецами, возводящими стены своего Храма… на Святой для них земле… мой народ строил тот Храм… и я строил со своим народом!.. строил с азартом… раскрытым сердцем… строил так, как легко и радостно строят свою жизнь!.. строил, всеми своими знаниями, опытом… прошлыми жизнями!.. строил, как строят свою реальность добрые волшебники!.. те, что достигают в своих молитвах врат небесного Иерусалима!..

я строил храм с мыслями о своей женщине… строил, как вьют гнездо для голубки… и сердце моё переполнялось любовью и благодарностью… Это не я нашёл эту женщину… это Он мне её дал!

Женщину, рядом с которой я ощутил свободу полёта. Для такой… да где бы она ни появилась… на любом месте… мне казалось, я мог бы выстроить храм…

Но она не хотела храма. Она хотела деревенский дом где–нибудь в России и тихой, без разговоров о духовности жизни праведницы.

И мне на мгновение показалось там, на съемочной площадке, что не храм это я строю, а тот самый деревенский дом, о котором мечтала моя жена. И рядом — мои друзья и соседи. И мы строим все вместе. Строим так же легко и радостно, как некогда возводили свой Первый Храм, во дни Моше Рабейну.

Земные жилища богов. Дыханием своим и благодарностью в сердце, что зовется молитвой, выдыхал народ строителей в камни имя Его.