Александр Лекаренко - Лауданум Игитур

Ариман создал второго Адама из праха, лучшую, более крепкую тюрьму для свободных духов. Второе поколение людей с глазами из грязи и сердцем из грязи, оказалось еще дальше от своего истинного Отца и прокляло Его и назвало Его Духом Тьмы.

Но исполнятся сроки. Великий Зверь, скованный на тысячу тайных лет, освободится и уведет за собой свой народ с этой Земли, оставляя пресмыкаться в прахе тех, кто не достиг. А чтобы достичь, надо Знать, Желать и Молчать. Теперь ты знаешь, Тархон.

Знай, что перед тем, как звезды сдвинутся со своих мест, в году 4012 от Дня Света и через 2012 лет после рождения пророка по имени Иешуа на Земле произойдет великая война между Детьми Зверя и теми, кто предал Отца своего. Потому, что тяжелы оковы материальности и слепые поведут за собой слепых, чтобы сражаться за каждый камень в стенах своей тюрьмы. Они все погибнут под ее развалинами. Это — потерянные души, которые исчезнут в Глубинах Аримана. Потому, что после того, как исполнятся сроки, Ариману нет дела ни до человека, ни до его души. Дом Аримана — вся Вселенная. А дом человека — только его душа.

Чтобы быть готовым ко Дню-с-Нами, надо, чтобы не погас факел изначальной мудрости. Если он погаснет, тогда все погибнут, утонут в Аримане. Тогда все страдания и вся борьба окажутся бессмысленными. Мы едины с Отцом и одни в этой бесчувственной Вселенной, она сомкнется над нами — и ничего не останется.

Иди и неси факел. Никого не зови — сами придут. Мы, как перья, брошенные в воздух, нас несет ветер — не всегда в одном направлении. Наш знак — одинокий человек, идущий в году с грузом на плечах. Опиум — магическое средство, которое мы сохранили с допотопных времен, он дает силу жить и силу умирать, храни и защищай его — он будет хранить и защищать тебя. Никому не верь, ничего не бойся, ничего не проси. Живи долго, но умирай сразу…»

Он так и не дочитал книгу, страницы растаяли в его руках, он смотрел в глаза девочки, в которых плясал огонь, он был в доме. Посреди ночного леса.

Они в последний раз спокойно поужинали заливной рыбой и легли спать, обнявшись, сильные вдвоем.

Отрезанные от мира, они понятия не имели о том, что в нем происходит. А в мире нарастали события, ибо близилось реченное пророками.

Украина, в которой давно уже назревал тройственный раскол, развалилась, наконец, на три части — Восток, Запад и остров Крым. Западники начали кричать «Караул!» в сторону Америки, восточники — в сторону России, а крымские татары обратились за поддержкой к братьям-мусульманам в натовской Турции. Под шумок Румыния, претендовавшая на Буковину, ввела туда войска — для защиты румынских граждан. Польские «орлики», мало обращая внимания на свое правительство, подтягивались к Львову, отобранному силой в 1938 году.

Восточные олигархи срочно формировали частные армии, нищий и ободранный народ начал повсеместно выползать на улицы, шалил по ночам на дорогах — ради хлебца. Селяне из центральных областей начали поглядывать в сторону Гуляй-Поля, где еще жил и здравствовал внук батьки Махно.

Центральное правительство, состоявшее сплошь из очень небедных людей разных национальностей, вопило во все стороны о народности, самостийности и защите демократии, одновременно пакуя чемоданы.

Вдруг выступил Патриарх и ни к селу, ни к городу, сказал, что, мол, неплохо бы присоединить Русскую Православную Церковь.

Эфир дрожал от раскаленной полемики между Вашингтоном, Москвой и Европейским союзом. Где-то затаился чудовищный Китай. Ирак и еврейско-арабские дела были забыты — центр внимания переместился на Восток Европы.

НАТО под давлением Америки настаивала на немедленном вводе своих войск — на основании договора о сотрудничестве и для защиты демократии. Россия резко протестовала и настаивала на вводе своих войск — на основании Союзного договора Независимых Государств и для защиты демократии.

Пока шли переговоры, русские и татары в Крыму уже вцепились друг другу в горло, между ними мотались разномастные казаки, моряки обоих флотов засели в Севастополе и пока ни во что не вмешивались, но несколько катеров украинской пограничной охраны самовольно ушли в сторону Дуная — на подмогу Дунайской флотилии, на Западной границе уже шли бои, а на Востоке криминальные кланы сводили между собой счеты, не обращая внимания на деморализованную милицию

И не слишком глубоко, в Донецкой, Харьковской, Запорожской области, на Волыни и подземных хранилищах лежали сотни тысяч тонн боеприпасов и между ними — десятки украденных или утаенных ядерных бое6головок, ядерных зарядов ограниченного действия, а также тонны зарина, замана, иприта — до которых просто не дошли руки. Дымили атомные электростанции и химические заводы, а из раскрошившегося саркофага над одной из шахт в Донецкой области тек радиоактивный газ от взорванного там еще в шестидесятые годы, по недоумию, ядерного устройства.

Спокойной ночи, Украина.

Утро окрасило нежным светом стволы сосен, задушено пискнула синица в когтях ястреба, затрещал башкой о дерево никогда не унывающий дятел. Жизнь продолжалась и тянулась, подобно сбитой автомобилем корове, которая лежит на обочине с выпавшими кишками и тянется к травке, не зная, что уже сдохла.

В это прекрасное утро он решил порадовать принцессу деликатесом из раков и этой целью повел ее к заветным ямам, чтобы добыла сама и не ленилась, да и помылась чтоб.

Поскольку пребывание на дне должно было быть долгим, обозревательным и поучительным, он тщательно провентилировал легкие перед погружением и указал ей сделать то же самое. Она сделала, и он с удовольствием понаблюдал, как вздымается ее тугая грудь. Затем он приладил ей свой водолазный комплект и в последний раз глубоко вздохнув, они пошли на дно глубокой ямы.

У дна он вытянул руку, показывая ей на здоровенного зеленого рака, который таращил на них бельма из своей дырки в белом песке. И вдруг его рука, и рак, и песок окрасились в розовый цвет. Едва он успел подумать, не лопнул ли сосуд в глазу, как температура воды ощутимо повысилась. Он схватил девчонку за руку и оглянулся вокруг — водяная линза была пронизана розовым светом, как будто они находились внутри рубина. — «Лампа вспыхнула», — подумал он, хватаясь другой рукой за торчащий из песка камень, чтобы не всплыть, — «Волшебная лампа Алладина». Что-то подсказало ему, что всплывать не стоит. Вода стала теплой, как кровь. Затем донесся глухой удар, в воду полетели горящие сучья. Он крепче сжал руку девочки, ее глаза за стеклами маски были совершенно спокойны, раки взволновались намного больше.

Они всплыли к свету нового дня, когда таиться под водой больше стало невозможно. Лес пылал. От края до края — одновременно. Небо было равномерно розовым, как сукровица, земля — черной и дымящейся. Дул горячий ветер. Дым втягивался в каньон реки и, казалось, что вода кипит. Внезапно его охватило иррациональное чувство жалости. Ему стало жаль всего, что тут сгорело — сойку, белку, воробья. Они-то причем? – «Притом», — мстительно сказал внутренний голос, — «Все виновны». – Им пришлось снова нырнуть, потому, что кожа невыносимо горела. — «Может ли это быть проникающая радиация?» — раздумывал он. Он был профессиональным военным и примерно понимал, что произошло. «Если лес горит на таком расстоянии от города, значит, они взорвали бомбу в воздухе. Зачем? Зачем, черт возьми, они вообще это сделали?» — А ни зачем. Просто наступили сроки.