Вадим Тарасенко - Спасите наши души

«А какие у него приятные руки — нежные, ласковые. Вот бы такие ощутить у себя на теле. Почувствовать, как они гладят тебя — двигаются по лицу, груди, животу. Потом опускаются ниже… — рука девушки переместилась в район живота и сделала на нем пару кругов. Указательный пальчик обследовал пупок. Затем рука отправилась дальше. «Нет, сначала туда душем. Вымыть оттуда все Гришкины следы», — рука, с прижавшимся к телу душем, медленно, осторожно стал подминать себя волосики лобка. Девушка чуть нагнулась и развела ноги. «Как приятно щекочет там вода, намного приятней, чем слизь этого борова». Душ упал на дно ванны, и дуэт рук занялся более тонким и деликатным делом…

Через некоторое время девушка вернулась в спальню. Посмотрела на спящего мужчину: «Ну что, ложиться спать? С ним? Не хочу», — она подошла к столу с остатками ужина. Как трубы печей в сожженной деревне, на столе высилось несколько бутылок. Одна из них была наполовину наполнена водкой. Уверенное, отработанное движение и наполненная рюмка подплыла ко рту. Медленно ступая, девушка подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела красивая, высокая представительница прекрасного пола, с пепельно–русыми, волнами спадающими на плечи, волосами, красиво приподнятой округлой грудью. Внизу темнел аккуратный пепельный мысок.

— За тебя Инночка — красавица, — девушка чокнулась со своим изображением и, не спеша, осушила рюмку.

Потом она долго вглядывалась в свое изображение, равнодушно отмечая первые морщины у глаз и рта, грустные, собачьи глаза. Затем вновь наполнилась рюмку. Еще раз оглядела себя девушка, лихо чокнулась с зеркалом и выпалила:

— За тебя Инночка — лесбияночка.

И еще раз была наполнена рюмка. «Ох, Инка, хватит пить. О'кэй, не буду, — рюмка замерла у губ. — А, по фигу. Лучше пить, чем спать с этим боровом», — обнаженная девушка зло полоснула взглядом по спящему, с открытым темным провалом рта, мужчине, затем также зло прошлась по своему изображению в зеркале и хрипло, тихо сказала:

— За тебя Инка — проститутка.

Рюмка с хрустом врезалась в пол.

Девушка еще некоторое время постояла возле зеркала, затем подошла к стулу сняла с него халат и, одев его на себя, вышла в другую комнату. Там она села возле, стоящего на специальном столе, компьютера.

«Отведу душу, пообщаюсь со всем миром», — девушка уверенно нажала несколько клавиш и вскоре ее родной Пентиум, ее родной птенчик, как она его любовно называла, пригласил ее в Интернет. Увидев хозяйку, на стол запрыгнул кот Барсик. «Что, Барсенок мой. Ты не любишь смотреть когда твою хозяйку мучает этот боров. Уходишь сюда» — девушка одной рукой стала набирать адрес любимого ее чата, а другой гладить кота. Кот выгнулся, мурлыкнул и… прыгнул хозяйке на другую руку. Компьютер мигнул, и девушка неожиданно обнаружила, что находится в каком то неизвестном ей чате.

— Барсик, что ты наделал. Вкинул меня черте куда, — девушка легко хлопнула кота по голове, — а впрочем, посмотрим, где это я?

Девушка застучала по клавиатуре. На экране засветилось:

Всем привет. Меня зовут Таис. Отзовитесь кто–нибудь.

и неожиданно практически мгновенно она получила ответ:

Инна, тебе плохо? Я помогу тебе.

Девушка замерла. Потом после минутного замешательства она набрала:

Кто ты? Откуда ты знаешь мое настоящее имя?

и вновь мгновенный ответ:

Я все знаю. А кто я такой, ты скоро поймешь. А сейчас просмотри то, что покажет твой компьютер, и еще раз запомни — больше тебе не будет гадко от самой себя. Я тебя прощаю, но больше не греши. Я тебе помогу. И обязательно выполни то, что ты услышишь в конце показа. Запомни — обязательно выполни.

Неожиданно девушке почудилось, что как будто вдалеке, зашумела вода, вытекающая из трубы. Она начала вертеть головой, пытаясь определить, откуда идет звук, и ее взгляд случайно упал в нижний правый угол экрана. От увиденного, девушка вздрогнула, отпрянула от компьютера и метнула взгляд на настольные часы. Они показывали ровно два часа ночи. Она вновь перевела взгляд на компьютер… Инна даже не успела испугаться — перед ошарашенной девушкой на мониторе компьютера стало крутиться видео…

Рассвет застал Инну Владимировну Самохину за компьютером. Она смотрела в темный экран и тихо шептала: «Значит, ОН хочет спасти меня, как Христос спас блудницу Марию Магдалину. И как Христос сказал ей: «И я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши», так и Он это же сказал мне по компьютеру. И еще Он пообещал мне помочь». Услышав, как в соседней комнате заскрипела кровать под мужчиной, девушка тихо произнесла уже вслух: «ОН обещал мне помочь».

Через сорок минут довольный собой, своим сытым настоящим и предстоящим не менее сытым будущим Григорий Князев выезжал из двора дома, где жила Инна на своем серебристом «Опеле». Слегка побаливала голова. Всю ночь ему снился один кошмарный сон — будто сидит он в огромной железной бочке, а сверху на него льется вода из трубы…

На третьем этаже дома в одном из окон чуть отодвинулась занавеска, и внимательные женские глаза посмотрели вслед отъезжающему «Опелю». «ОН обещал мне помочь».

— Сереженька, хорошо то как. Солнышко светит, тепло, птицы поют. И мы сами, как птицы, по небу летаем. Полетели вон к той роще. Там рядом и речка течет. Видишь?

— Вижу. Полетели Танечка.

Две человеческих фигуры взмыли в высь и полетели к роще, находящейся недалеко от них. Их молодые красивые, обнаженные тела отливали бронзовым загаром на фоне голубого неба.

— Неужели это и есть сад эдемский?

— Да, милая, это он и есть.

— А я, Сереженька, честно говоря, до конца и не верила, что он есть.

— Теперь поверила?

— Теперь конечно. Теперь я во все верю — все, что написано про Адама и Еву, про искушение Сатаной Евы, про загробную жизнь… Ой, так если мы в этом саду, значит мы умерли?

— Умерли, Танечка.

— Сереженька, мне страшно.

— Не бойся, милая, я же с тобой. И, как видишь, после смерти нам даже лучше стало.

— Да, милый, лучше. У меня уже ничего не болит. Помнишь, как мне было больно там, на Земле. Каждые три часа укол морфием делали.

— Помню, родная. Теперь у тебя ничего и никогда больше не будет болеть. Ты свое отмучилась.

— Правда?

— Правда.

— Как хорошо! Ой, а что это там так страшно на небе стучит?

Маленькое, с детский кулачок сердечко, выбиваясь из последних сил, гнало кровь по обреченному телу. Изможденная, высохшая женщина лежала на койке, на чуть желтоватой от частой стирки простыне. Ее глаза были закрыты, чуть видно вздымалась грудь. Больница, онкологическое отделение. Рак желудка четвертой степени. Неоперабильна. Мозг, убаюканный морфием, и уже практически не за что не отвечающий, показывал мечту — счастливую, райскую жизнь. Этим он спасал сам себя от жестокой, черной депрессии — страшно знать, что у тебя рак, страшно понимать, что скоро умрешь и вдвойне страшнее понимать это в двадцать два года.