Вадим Тарасенко - Спасите наши души

В дуэт звуков бетона столба и металла машины в конце вплелась жалобная мелодия хруста человеческих костей. Мгновение спустя, к месту аварии подъехал «Москвич», которого «Опель» обогнал буквально несколько секунд назад.

Звонок застал Николая Князева за одним из его любимых занятий — поглощением вареников в сметане. Эти вареники были его страстью — он мог их поглощать в невероятных количествах. Эпизод из фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки», где старый казак уплетал его обожаемые вареники приводил его в такое же возбуждение как и просмотр жесточайшего порнофильма. На робкие замечания жены и дружеские подкалывания друзей, что вообще то вес человека не есть величина бесконечно большая, а длина талии не должна стремиться к длине экватора, Коля, хлопая себя по необъятному животу, густым басом упитанного жизнерадостного бычка отвечал, что хорошего человека должно быть много. В юности он, очевидно, был плохим человеком, так как его было мало. Но с тех пор, как он со своим братом Гришей и парой других ребят организовали компашку по «дойке» коммерсантов, он стал день ото дня становиться все лучше и лучше. Такое бурное превращение из плохого человека в хорошего наглядно демонстрировал Колин брючный ремень, безропотно позволяющий сверлить на себе все новые и новые дырки — с каждым годом Колино тело уверенно отвоевывало дополнительные кубические сантиметры у окружающего пространства.

Услышав звонок Николай чертыхнулся, тяжело встал из–за стола, вытер пятерней рот от сметаны, затем скомкал посудное полотенце и вывалившись из кухни в коридор, облапил правой рукой телефонную трубку:

— Да.

— Коля, — услышал он чуть возбужденный голос жены своего брата, — Гриша погиб.

— Что–о–о?

— Гриша погиб, — упрямо повторила телефонная трубка, — разбился на машине.

— Когда? — враз осипшим голосом спросил Коля.

— Час назад, мне только что позвонили из больницы.

— Где?

— Что где?

— Гришка где, дура.

— В морге больницы.

— В какой?

Женщина назвала больницу.

— Черт, — трубка телефона шмякнулась на рычаги.

Через пять минут Николай Князев на своем черном «Опеле» мчался по направлению к больнице, постепенно постигая случившиеся. «А у Нинки даже ни одной слезинки в голосе не слышалось, — неприязненно подумал он о жене брата, — стерва». И тут радостно обожгло: «А я ведь становлюсь главный. Теперь я босс, теперь я Князь». Мысль сверкнула и тут же померкла, загнанная куда–то в уголок сознания. И из этого уголка время от времени бесстыдно–радостно выстреливала: «Я главный! Главный я!»

То, что Николай увидел в морге, едва не выплеснуло обратно, съеденные накануне, вареники. Узнаваемым оставалась только нижняя часть тела. Грудь и голова представляли собой смесь крови, кожи, мяса, мозгов с белевшими во всем этом костями. «О, Господи, Гриша, за что же тебя так?» — Коля отвел глаза от останков брата, лежащих на столе. «А что, не за что?» — неожиданно ударило в голову. А потом страшно, неожиданно: «А может и меня так, как Гришу?». На миг привиделось окровавленное, разчавленное тело — свое тело. «Нет, со мной такого не будет никогда», — с этой мыслью Николай выскочил из морга.

Немного отдышавшись, Князев пошел обратно. На входе он столкнулся с пожилой женщиной в белом халате.

— Не подскажите, как мне найти главного над этим заведением, — Николай кивнул на морг.

— Обойдете здание, с противоположной стороны будет дверь. Войдете в нее, за ней небольшой коридорчик. С левой стороны, крайняя от входа дверь патологоанатома. Вот он и есть начальник над моргом.

— А зовут его как?

— Ефим Абрамович.

— Спасибо.

— Не за что.

Обойдя здание, Князев увидел дверь, за которой, как и сказала ему женщина в белом халате, располагался небольшой коридорчик. С левой стороны, крайняя от входа дверь имела табличку: «Патологоанатом». Николай открыл дверь. За дверью располагался небольшой кабинетик, в нем, за столом сидел невысокий, щупленький старичок с характерной внешностью и читал какие–то бумаги. «Господи, кому бы сказать, — и даже после смерти тебя евреи будут потрошить».

— Мне бы Ефима Абрамовича.

«Очередной молодой, напористый, невоспитанный молодой человек. Он, наверное, даже не подозревает, что вообще то принято стучаться»:

— Я Ефим Абрамович, чем могу быть полезным.

— Тут к вам привезли… — Князев замялся, не зная как продолжить.

— Привезли тело погибшего в автокатастрофе, — пришел на выручку посетителю патологоанатом.

— Да, да тело. Так вот он был моим братом.

Старенькому патологоанатому вспомнилась фраза, брошенная час назад одной из медсестер: " Сегодня знаете, кого к нам привезли? Самого главного рэкетира города. Ехал и врезался в бетонный столб». Ефим Абрамович еще раз, внимательно посмотрел на посетителя. «А это значит его брат, брат рэкетира. Яблоко от яблони…», — неожиданная неприязнь овладела им. Неприязнь интеллигента старой закалки к грубому, наглому молодому дельцу с криминальным душком, вернее не душком — вонью. Он поднялся и вышел из–за стола.

— Соболезную вашему горю, но все–таки чем я могу вам помочь?

— Нельзя ли Гришу, моего брата… ммм, чуть облагородить.

— Что значит чуть?

— Что бы было можно похоронить его в открытом гробу.

— Слепить Вашего брата обратно, привести его, так сказать, в смотрительный вид сможет разве что Господь Бог, — патологоанатом развел руками.

— Я хорошо заплачу.

— Я бы и рад, но уж слишком…, — и снова старичок развел руки.

Князеву показалось, что тот чуть улыбнулся. «Ах ты, старый еврей, пригрелся тут…»:

— Так, что же это ему, как освежеванному барану, на тот свет отправляться? — вскипел Князев, — если не способны, так и скажите, другого, более толкового найду.

— Ищите, Ваше право. Ну а насчет освежеванного барана, — медленно, четко проговаривая слова, патологоанатому неожиданно пришло на ум: «Ешьте медленно, тщательно пережевывая пищу», — так вот, в каком виде Господь захочет увидеть грешную душу, в таком виде она перед Ним и предстает».

— Ах ты… старый еврей, — Князев угрожающе шагнул вперед, чего здесь воздух портишь, чего не уезжаешь в Израиль?

Старичок инстинктивно отшатнулся и прикрыл рукой, лежащие на столе документы:

— Да, я старый еврей и я действительно уезжаю из этой хамской страны в Израиль. Ну а насчет порчи воздуха, старый врач на мгновение запнулся, — так это надо еще разобраться, кто портит воздух. Мне кажется, что сейчас его портит кое–кто–то другой, вернее, кое–что другое, через стенку отсюда.

— Ах ты… — Князев подскочил к старику.