Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Я с любой точки зрения ни в чём не виноват, — буркнул обиженный президент.

— Подожди, Игорь, — перебила его Елена Николаевна. — Анечка, ты сама сказала — невиноватых среди нас нет. Нельзя прожить жизнь среди людей и никому не сделать больно. Пусть по мелочам, но за годы набирается тяжёлый груз. Меня долго раздражали церковные суждения о греховности человеческой природы, но вот состарилась и стала с ними соглашаться. Иногда одно слово скажешь без всякого злого умысла, просто не подумав как следует, и потом вдруг выясняется, что человек из-за меня ночь не спал. Мы ведь созданы такими. Несовершенными.

— Я не могу изменить своего отношения. Я его не создавала — оно само сложилось.

— Хорошо, я постараюсь выразиться яснее. Ты обвиняешь Игоря за невнимательность к чувствам другого в подростковом возрасте. Твои слова несправедливы. Мы все кого-нибудь обижали ненароком и не всегда замечали, тем более в юном возрасте.

— Он оскорбил её сознательно и преднамеренно — прямо в лицо.

Саранцев не помнил за собой ничего подобного, но угрюмо молчал — кто знает, куда заведёт прокурорская речь его обвинительницу. Возможно, он сможет поймать её на неточности. Хорошо хоть — они одни здесь сидят, не хватало ещё свидетелей среди офицеров ФСО.

— Каким образом, когда? — продолжила Елена Николаевна, не дождавшись отклика от бывшего ученика.

— Она написала ему записку, пригласила на свидание.

— Она подписалась?

— Нет, конечно. Всему есть предел. Вы бы ещё спросили, не раскрыла ли она ему чувства на классном часе.

— Если Вера не подписала записку, как Игорь мог в ответ оскорбить именно её?

— Он ведь мог промолчать, просто не придти, но ему понадобилось устроить ей выволочку на людях.

— Какую ещё выволочку?

— Вера была на том заседании литкружка.

— На каком заседании?

— Когда он выступил со своей идиотской речью об Онегине и письме Татьяны.

Микроавтобус медленно причалил к тротуару возле какого-то обшарпанного здания — по всей видимости, бывшего кинотеатра советских времён. Перед кинотеатром лежал маленький скверик с лавочками, а вокруг стояли советские пятиэтажные блочные дома, утыканные редкими спутниковыми антеннами. К стенам домов лепились разноцветные балконы, которые жильцы годами и десятилетиями переделывали с использованием разнокалиберных подручных средств в остеклённые лоджии.

Молодёжь с гиканьем высыпала из салона на волю и принялась осваивать новую территорию. Наташа и Лёшка чинно вышли одними из последних и деловито направились к остановившимся неподалёку Худокормову и Ладнову. Те спорили о чём-то, явно в продолжение начатого ещё в пути диалога. Наташа неосторожно посмотрела на Леонида и не сочла нужным отвести взгляд, хотя заметила краем глаза беспокойство своего нескладного спутника. Рядом Лёшка и Худокормов смотрелись, как персонаж комедии положений и герой боевика, и Наташа помимо желания чуть улыбнулась. Лёшка правильно прозрел её мысли и смешался. Сделал вид, будто ищет в карманах потерянную вещь, и отстал от Наташи.

— Ребята, посерьёзней, пожалуйста, — укорил буйную ватагу Худокормов и жестом подозвал всех поближе. — Начало через полчаса, места в зале размечены. Можете пока размяться, буфет работает, есть книжный лоток. В общем, осматривайтесь и осваивайтесь, но постарайтесь всё же ничего не разбить и не сломать. Студенческая ватага быстро растворилась в пространстве, одна Наташа осталась на месте.

— Наташа, у тебя какой-то вопрос? — обратился к ней Худокормов.

— Нет, просто стою. Не хочу ни в буфет, ни к книжному лотку, а в зал ещё рано.

— Я смотрю, вы девушка целеустремлённая, — с одобрительной улыбкой прокомментировал Ладнов. — Я вот тоже с удовольствием сейчас приступил бы к работе. Терпеть не могу такие зазоры — расхолаживают и демобилизуют.

— Извините, Пётр Сергеевич, Наташа — я отойду. Надо перекинуться кое с кем парой слов, — добавил Худокормов и направился по своим делам.

Ладнов и дочь своих родителей остались вдвоём, незнакомцы среди незнакомцев.

— Вот нас и бросили, как на необитаемом острове, — заметил Ладнов. — Чем планируете заняться, Наташа?

— Не знаю. Никаких идей. Буду ждать.

— Тоскливые у вас намерения, не находите?

— Нахожу, но что тут поделаешь.

— Если вас не отпугивает моя лысина, могу предложить вам свою компанию. Квалификацией ухажёра я и в молодости не обладал, но, по крайней мере, вам эти полчаса не придётся слушать тишину и чужие разговоры.

— Давайте, я не против.

— Хотите по скверику пока прогуляться? Ноги разомнём, языки потренируем перед дискуссией. Вы любите азарт?

— Азарт? — удивилась Наташа, направляясь вслед за Ладновым вдоль по дорожке, стараясь не наступать в глубокие щели с проросшей травой между плитками. — Могу иногда загореться, но это мне мешает. Я люблю сосредоточенность.

— Похвально. Но без азарта в драку лучше и не влезать. Море должно быть по колено, о возможных последствиях думать нельзя. Подлеца следует бить наотмашь и не думать о приспешниках у него за спиной. Другого способа победить человечество пока не выработало. Разве только напасть втроём на одного, но это — уже капитуляция, потому что трое честных людей не нападают на одного подонка. Наоборот — сколько угодно.

— Я вообще-то драку не имела в виду, — озадаченно заметила Наташа.

— Разумеется, не имели. Нисколько не сомневаюсь. Но в моей жизни случались диспуты столетия. Иногда казалось — живым не уйду, иногда реально светила решётка. А пару раз доходило до рукоприкладства. И тут уж без азарта — никуда.

— Разве можно в состоянии азарта здраво рассуждать?

— Зависит от человека. Я, например, по-настоящему мобилизуюсь только когда вхожу в раж. Не вижу и не слышу посторонних звуков и картинок, память становится компьютерной, язык сам собой выдаёт хлёсткие словесные связки — потом вспоминаю и сам удивляюсь.

— А я наоборот. Начинаю волноваться и даже забываю слова, которые специально заучивала наизусть. Просто хочется оппоненту глаза выцарапать от бессилия.

— Вы, Наташа, по природе своей не нападающий, а защитник. Вам не следует бросаться вперёд, вы наблюдайте за спором со стороны, мысленно формулируйте собственную точку зрения и в удобный момент выдвигайте свой аргумент. Мы с вами можем составить тандем. Я иду в атаку, вы прикрываете фланги.

— Вы говорите о дискуссии как о бое, а я вообще не могу представить, о чём речь. Как выглядит атака и где у спора фланги?

— Чепуха, не запугивайте себя. Любое дело следует начать, и только позже придёт опыт.

— Я и со стороны не умею наблюдать. Если не согласна с выступающим, просто в глазах темнеет.