Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Анализ, анализ… Как решить, адекватен ли анализ ситуации? Никогда ни в чём не бывает единодушия между думающими людьми. Если его команда часто приходит к стопроцентно общему мнению, она дешёво стоит, — осторожно заметил Саранцев. — Всегда должны оставаться несогласные, пусть и в ничтожном меньшинстве. И время от времени именно они оказываются правыми. Задним числом.

— Я здесь работаю дней десять, но без выходных. Большую часть этого времени разговаривал и пил чай да кофе, то с одним, то с другим. Подозреваю, они сознательно предоставили мне такую возможность.

— Кто такие «они»? У них здесь коллективный разум?

— В некоторой степени. Но «они» я говорю про Покровского и Сургутова.

— Кто такой?

— Номер два в связке. Подстраховывает генерала, обеспечивает тыл и фланги. Тоже серьёзный мужик, только очень закрытый. Знаешь, Покровский тоже слов на ветер не бросает, но он всегда готов встретиться с людьми, объяснить им свою позицию и рассказать, чего от них хочет. С сотрудниками шутит, может поболтать о футболе. А Сургутов — начальник из начальников. Его многие боятся — он вышибает неугодных самостоятельно, к Покровскому за разрешением не ходит. Так ты меня от темы увел, я ведь начал про единодушие, помнишь?

— Помню, помню. Давай про единодушие.

— В том-то и дело — каждый день присутствую при спорах и всякий раз какой-нибудь недовольный обзывает всех остальных идиотами и уходит, хлопнув дверью. Не знаю, оказался ли за это время кто-нибудь из оставшихся в меньшинстве правым, но все по-прежнему работают.

— И отношение к ним не изменилось?

— Не замечал.

— И со стороны рядовых сотрудников, и со стороны Покровского с Сургутовым?

— Знаешь, я в голову ни к кому залезть не могу, а к этим двоим — и подавно. Но внешне ничто не изменилось.

— За что же и кого именно Сургутов вышвырнул?

— При мне такого не случалось, могу только слухи пересказать.

— Пускай будут слухи. Если собираешься прыгнуть в чёрную дыру, стоит сначала задать пару вопросов тем, кто там уже побывал.

— Я слышал о двух случаях, — начал Антонов, чувствовавший себя настоящим Овидием приятеля в путешествии по первому кругу политики. — Какой-то наёмный парень отлынивал от дела при распространении листовок, а одна девица оказалась подружкой молодца из аппарата областной администрации.

Саранцев задумчиво помешивал остывший кофе, пытаясь провидеть тайные пружины, вынуждающие машину его нового работодателя к движению. Он привык понимать внутреннее устройство административных схем, определявших его деятельность. Следует предвидеть возможную реакцию системы на любой твой шаг, иначе быстро зайдёшь в тупик.

— Каким образом Сургутов проведал об их шалостях?

— Здесь мнения разнятся.

— Я даже знаю, как именно они расходятся, — хмыкнул Саранцев, и улыбка мелькнула на его лице хрупкой гримаской всезнания. — Одни подозревают стукачество, другие — хорошо поставленный контроль над персоналом. В сущности, то и другое — суть одно.

— Есть варианты, — поспешил уточнить Антонов. — Некоторые подозревают наличие нашей агентуры в лагере противника.

— Не исключено. Глупо упускать возможность нанести ущерб сопернику, если она сама идёт в руки. Как мне показалось, деньги у Покровского есть, недовольные своим положением при действующем губернаторе всегда найдутся — вот тебе и тайный платный агент. Интересней другое: сколько таких сексотов в лагере Покровского? У него есть служба безопасности?

— Есть контракт с каким-то ЧОПом на охрану штаба, но причастность охраны к слежке за людьми лично я заметить не успел.

— Ладно, ещё об уволенных, — раздражённо прервал Серёгу Саранцев. — Как выглядела процедура увольнения?

— Тебе не всё равно?

— Нет, это важно. Их выволакивали за шиворот или молча рассчитали и предложили больше не появляться?

— Скорее, второе, — нерешительно пожал плечами Антонов. — Понимаешь, всегда трудно провести черту. Здесь тебе не химия или математика — чётких ситуаций не бывает в принципе. Собирали всех в одной комнате, выходил Сургутов и объявлял: вот этот вывалил все свои листовки в мусорный бак и целый день шлялся по разным своим делам. Такие вещи никому прощаться не будут впредь, а теперь предлагается виновному собрать вещи и удалиться.

— Он пытался что-то объяснить, оправдаться, обвинить Сургутова в клевете?

— Нет, он принял вид, будто ему всё равно.

— Ему действительно было всё равно? Возможна такая ситуация, что он несколько недель исполнял свои обязанности не за страх, а за совесть, но тот конкретный день ему понадобился для личных нужд? И, предположим, тот же самый Сургутов не дал ему отгул?

— Вполне. Я разговаривал даже с добровольцами, которые к тому охальнику относились хорошо. Но Покровского и Сургутова оправдывали. Мол, нельзя команду распускать. Наёмных никто не заставляет вкалывать круглые сутки, время для себя найти можно. В подробности они не вдавались, а я не слишком интересовался.

— Хорошо, а девица с неправильным ухажером?

— Кажется, горько плакала, но сочувствия не снискала.

— Что говорили добровольцы про неё?

— Что ей следовало сразу предупредить о своём приятеле, не маленькая.

— При найме новых сотрудников им задают вопросы о порочащих связях?

— Не столько о связях, сколько об убеждениях. У них тут целый вопросник разработан, по-моему не без участия психологов. Никого не спрашивают напрямую, какой партии они симпатизируют, но через всякие околичности и через вопросы об отношении к афганской и чеченской войнам вычисляют своих.

— И каков же правильный ответ на вопросы о войнах? Меня тоже спросят?

— Не знаю, станут ли терзать тебя, но вряд ли. А правильный ответ, насколько я понял, состоит в следующем: в Афган вообще не нужно было лезть, с Чечнёй — другого выхода не оставалось. Но в развёрнутом виде есть продолжение: в Афгане следовало больше сделать с материально-технической точки зрения для обеспечения победы, в Чечне — следовало навербовать несколько дивизий контрактников, хорошо их вооружить, оснастить и оплачивать, после чего последовательно воевать до полного истребления банд без всяких попыток мирного урегулирования.

— И все ныне здесь работающие отвечали именно так?

— Не думаю. Но здесь точно нет ни одного человека, назвавшего эти войны преступными.

— А этот Покровский — что, за восстановление Советской власти и всё такое прочее?

— Понятия не имею. Я же здесь совсем недолго. В программе у него всё больше о восстановлении законности.

— Ну и правильно. С позиций выгоды. Зачем отталкивать потенциальных избирателей, если их в тебе устраивает всё, но только пока ты не заявишь о приятии или неприятии той или ной партии? Законность и порядок всех устраивают. Вопрос, как их обеспечить.