Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Ладно, друзья, — произнёс он наконец тоном мудрого судьи. — Предлагаю прекратить прения. Валерий Петрович предлагает пропустить Конопляника вперёд, не вижу здесь проблемы. Да будет так! Но насчёт школы, Евгений Александрович, я непреклонен. Честное слово, не испытываю никаких опасений в отношении учеников, даже старших. Как я уже сказал, готов оформить письменное распоряжение на сей счёт — на всякий случай, для прокуратуры. Хотя прокуратура никогда и не займётся сегодняшним… сегодняшней… манипуляцией. Общественным мнением.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, Игорь Петрович.

— Вы же не подадите в отставку? — спросил вдруг, неожиданно для себя, Саранцев и сам то ли испугался, то ли обрадовался сказанной глупости. Сейчас Дмитриев встанет и объявит об отставке. Хорошо это или плохо? Никто не знает. В политике никто ничего не может предсказать, а если может, то не признаётся. Зачем добровольно отказываться от тайного оружия? Друзья-соперники не владеют всей полнотой знания о твоей осведомлённости в их делах и роются в твоих проблемах с расчётом на выгоду, хотя в конечном итоге могут только обрести головную боль для самих себя. Все знают печальные правила игры, но участвуют в ней, ибо хотят подняться ступенькой выше или хотя бы не скатиться ниже. Зачем? Этого тоже никто не знает. Одни хотят добыть побольше денег, другие — насладиться своей ролью в истории, но все ждут благодарности. Да и не объявит Дмитриев об оставлении должности, Покровский сочтёт его предателем и смажет впечатление от эффектной выходки.

— Я не подам в отставку, зачем людей смешить, — Дмитриев переплёл побелевшие пальцы, несколько секунд изучал собственные холёные ногти, затем вернул взгляд президенту. — Я готов исполнять свои должностные обязанности в самых сложных обстоятельствах, нелепо спасаться бегством от профессиональных трудностей.

— Замечательно. В таком случае, предлагаю сейчас всем вместе обрисовать общий план… мероприятия.

«Сейчас предложу проложить маршрут по проспекту Мира, — подумал Саранцев. — И буду смотреть прямо в глаза Дмитриеву». Мысль посетила Игоря Петровича без предупреждения и, по прежнему опыту, могла бы послужить причиной реального телодвижения, но не случилось. Президент выдержал паузу. Очень короткую, её никто не заметил. То есть, никто не счёл её нарочитой и грубо сработанной, а только нечаянной заминкой.

Игорь Петрович ничего не предложил, просто выслушал доклад Кореанно с редкими комментариями Дмитриева и Муравьёва, но при полном безмолвии Антонова. Картинка сложилась немудрёная. Выезд — в интервале от половины третьего до трёх (Дмитриев требовал назначить точное время, но Саранцев пообещал расширить своё распоряжение пунктом о расплывчатом графике движения). По утверждению Муравьёва, местное полицейское руководство по сию минуту не осведомлено о поездке, но Игорь Петрович ему не поверил. Саранцев теперь вовсе никому не верил, в любом пустяке. Ему следовало продемонстрировать свою самоуверенность обладателям ненужной информации, но на деле он выказал обратное. В политике нельзя постоянно следовать однажды избранной линии поведения, ибо меняются обстоятельства, прежние оценки угроз и преимуществ. Но нельзя и метаться из стороны в сторону, запутывать сторонников своей непоследовательностью и веселить противников нерешительностью. Нужно выбирать золотую середину, но лишь до критической минуты, когда середина тоже окажется ошибкой, возможно — смертельной. Азартная игра без правил и законов, царство интуиции и скрытого знания. Эти двое знают, всё знают, и уже делают свои ходы, а он сидит перед ними, слушает дискуссии по никчёмным поводам и пытается изображать из себя всемогущего патриарха. Зачем? Блефует он сейчас или открывает сильные карты? Трудно говорить о сильных картах в его положении. В последние годы Саранцев временами начинал ненавидеть свои занятия и принимался мечтать о строительном прошлом. Проходили дни, недели, и бесполезные мечты рассеивались без следа после какого-нибудь удачного манёвра на опостылевшем политиканском поприще. Теперь, казалось, приблизилась катастрофа и нависла над ним чёрной непроницаемой стеной, угрожает задавить при малейшем к ней неуважении.

Если надолго задуматься — странная компания собралась в президентском кабинете. Трудно вообразить людей, более далёких друг от друга. Почему Юля Кореанно оказалась за одним столом с Муравьёвым и Дмитриевым? Если бы они угощали её вином, мизансцена выглядела бы естественной, но они решают с ней вопросы пустяшной поездки президента и делают это с таким рвением, будто решаются судьбы мира. Конфигурация в действительности более запутанна: Юля ведь одна из всех присутствующих ничего не знает о ночном несчастье на проспекте Мира, и единственная думает исключительно об общественных связях. Все мужчины находятся в курсе основного вопроса дня и только делают вид, будто обсуждают чепуху. Все они думают о своём, бросают на собеседников быстрые оценивающие взгляды, прикидываются несведущими, и делают вид, будто верят в неосведомлённость партнёра. Смеху подобно! Зачем ломать здесь комедию? Не проще ли встать и объявить: кто не со мной, тот против меня? Или наоборот, назначить дату своей отставки и отправиться из Кремля домой, собирать вещи.

Делать выбор между дочерью и страной — мучительно. Но страной ли? Выбирать между дочерью и карьерой — намного проще, но «карьера» звучит пошло и бессмысленно. Если так — выбор в пользу дочки очевиден. Если. Стоит на кону страна или карьера? Положа руку на сердце, Саранцев хотел войти в историю, но стеснялся бессовестного желания. Он не мечтал о своём величии, просто рассчитывал хотя бы на пару упоминаний в будущем учебнике истории. Пусть даже в учебнике для исторических факультетов, а не для школы. Конечно, в учебник можно угодить по разным поводам, в том числе неприятным — такого Саранцев себе тоже не желал. Надежда его не отличалась излишней затейливостью: пусть будет хотя бы одно достижение, связанное именно с ним. Чтобы говорили «при Саранцеве» и завершали фразу чем-нибудь существенным. Готовить какое-либо решение из расчёта попасть в учебник — смешно. Кратчайший путь на свалку истории. Подгадывать наиболее популярное решение — недостойно. Можно заслужить аплодисменты, но позднее спровоцировать катастрофу и всё равно остаться во всём виноватым. Положиться на экспертов и провести в жизнь решение поперёк опросов общественного мнения — территория неизвестности. Не всякое непопулярное решение правильно, не всякое популярное — ошибочное. Снова и снова упираешься в одну и ту же стену — нужно кому-нибудь не поверить. Никто не может стать экспертом во всех областях общественного сознания, нужно уметь правильно подобрать ответственных людей. Какой именно выбор правилен, не знает никто, пока не настанут последствия. Первые последствия могут оказаться нежелательными, зато отдалённые — великолепными. Вот только спустя годы после принятого решения далеко не все согласятся связать его с инициатором. У победы ведь много отцов, обыкновенный человек получит из разных источников противоречивые сведения и выберет из них одно. Основанием для его выбора послужат политические симпатии или антипатии, полученное воспитание и образование, личный жизненный опыт и привычка никому не верить. В конечном итоге твоим правильным решением воспользуются многие, отвечать же за ошибочное придётся тебе одному. Возможно, спустя десятилетия, кто-то оденет на нос очки-велосипед и вытащит из пыльной кладовки твоё имя, но ты ведь можешь и не дожить до светлого мига! Выходит, думать о славе нельзя, только о пользе. Как ты её понял из умозаключений некоторых специалистов, хотя другие специалисты, столь же авторитетные, с ними не соглашаются. Остаётся только ткнуть пальцем наугад — и будь, что будет!