Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Беспорядочный образ жизни не ведёт к успеху, — улыбнулась привычной уже, ласковой и вместе с тем покровительственной улыбкой Елена Фёдоровна.

— Тем не менее, всему есть предел. Мой обычный рабочий день выстроен вполне размеренно, как и у всех людей на свете, кроме свободных художников. Но ложиться спать и вставать по команде в спальном помещении на сто человек я не готов. Да и сейчас обсуждать эту тему бессмысленно, поскольку из призывного возраста я всё равно вышел, зато живу полноценной жизнью и, смею надеяться, приношу обществу больше пользы, чем принёс бы мытьём полов в казарме или посуды на полковой кухне.

— Полы в казармах, как правило, натирают мастикой, посуду моют в посудомойке полковой столовой, а кухня называется варочным цехом, — разъяснила Елена Фёдоровна уклонисту фундаментальные понятия армейской жизни.

— Спасибо за комментарий, — пожал плечами Саранцев. — Но вы не добавили оптимизма картине армейского быта в моём представлении.

Губернаторша вежливо улыбнулась и заговорила на менее гнетущие темы — о выращивании цветов и наиболее полезных овощей. Подобный разговор Игорь Петрович при всём желании не мог поддержать в силу полнейшего невежества и стал изнывать в поисках выхода из трудного политического положения.

— Хотите, выдам вам самую страшную тайну моего благоверного?

Вопрос застал Саранцева врасплох — долго не мог понять, каким образом совершился переход от огорода к внутреннему миру Покровского.

— Тайну? Ни в коем случае! Зачем она мне? — постарался он поддержать шутливый тон. — Без тайн жить гораздо проще и полезнее для здоровья.

— Неправда, хотите.

— Я умею обуздывать свои желания, и выбивать из жены шефа его секреты не собираюсь. Никогда не действую столь щекотливым образом. Предпочитаю более тонкие приёмы, в том числе последние достижения шпионской техники.

— Нет средства более изощрённого, чем женщина. Во всём — от шпионажа до убийства. Уверена, вы прекрасно это понимаете и сейчас просто ломаетесь из страха.

— Почему именно из страха? Просто неудобно. Как вы себе представляете: делаете мне такое двусмысленное предложение, а я радостно на него соглашаюсь? Это же верх неприличия.

— Значит, вы ещё верите в политическую мораль?

— Я мало в чём уверен, но в том, что не стоит откровенничать с женой губернатора, убеждён абсолютно. Давайте поговорим о кино или о книгах.

— Чем же так провинились перед вами жёны губернаторов?

— Ни в чём. Просто я не могу отделять их от мужей. Они ведь с ними — один сатана.

— По-моему, вы и так зашли до неприличия далеко, — засмеялась Елена Фёдоровна. — Терять вам уже нечего.

Супруга Покровского до того знаменательного вечера не вызывала у Саранцева ни малейшего интереса. Она не отличалась ни броской внешностью, ни сколько-нибудь экстравагантными поступками, он слышал о ней и её образе жизни изредка только мелкие подробности, и не умел сложить их в цельный портрет. Образованная женщина, достойно держится на публике. Ирина время от времени пускала критические стрелы в манеру губернаторши одеваться, но стиль одежды всегда казался Саранцеву материей запредельно туманной и не поддающейся здравой оценке. Ему ни разу не понравилось ни одно ультрамодное платье на показах всемирно известных кутюрье (виденных по телевизору, разумеется), но в большинстве случаев одеяния живых женщин, а не худосочных вешалок-моделей, не вызывали у него отторжения. Критические замечания жены он пропускал мимо ушей, а сам смотрел на Елену Фёдоровну со стороны и не обращал особого внимания. Она существовала как бы в параллельном мире и ни словом, ни делом никогда не вторгалась в сферу сознания Игоря Петровича сколько-нибудь значимым событием. Теперь Покровский их познакомил, и она сходу пошла в атаку, завела речь о материях тёмных и интимных, словно общалась со старым приятелем, другом детства. Зачем она говорила об офицерской чести и сыновьях? Выполняет поручение мужа или просто демонстрирует прямодушие? Обе версии казались фантастическими. Странно подсылать жену к подчинённому с целью вывести его на чистую воду, и совсем уж глупо ждать непосредственности от зрелой женщины, которая живёт не в сумасшедшем доме, имеет двоих взрослых сыновей и больше двадцати лет состоит замужем. Причём, не за романтиком с детской улыбкой и радостными голубыми глазами, а за Покровским. Отмести ошибочные версии оказалось легко, найти правдоподобную — невозможно.

— Елена Фёдоровна, вы ведёте провокационные речи, — честно выразил свои сумбурные ощущения Саранцев. — Не ждёте же вы на самом деле от меня прямого согласия?

— Согласия на что?

— На ваше предложение. Объявляю вам прямо и честно, глядя в глаза: я не хочу знать о Сергее Александровиче больше, чем он сам сочтёт нужным о себе рассказать.

— Успокойтесь, Игорь Петрович! Я же не о тайных пороках говорю. Которых нет, если вы сейчас задумались, какими бы они могли быть. Всего лишь маленькая тайна, которую сам он никому никогда не расскажет: он любит людей. Искренне. Сами понимаете, в армии невозможно нести службу в одиночку, это всегда коллектив. Он привык работать с людьми и верить им, даже не всегда имея возможность выбирать сослуживцев. Я просто видела его восторг в начале губернаторской кампании, когда вдруг оказалось возможным полностью отбирать в команду только людей, которых он сам хотел. Буквально светился от счастья! Возглавить единомышленников ради общей осознанной цели он смог только на гражданке, и только тогда примирился со своей отставкой.

«Обрадовался, что и в мирной жизни можно командовать людьми», — подумал Саранцев. И мстительно добавил длинную цепочку размышлений об офицерском складе характера и невозможности тихого замирания в запасе после того, как двигал полки в атаку. Политика Игорю Петровичу нравилась, только иногда портили настроение печальные выводы об отложенной оплате за допущенные ошибки. Можно сколько угодно интриговать втихомолку под ковром, но видная всем деятельность тоже должна иметь место, в противном случае неизбежно станешь сначала посмешищем, а потом и жертвой. Ему также понравилось место за спиной у Покровского. Шеф обрёл всероссийскую известность, ещё не добравшись даже до новосибирских политических вершин, фантазии же о его вероятном будущем будоражили сознание слишком многих волонтёров на зарплате, и ни в коем случае нельзя давать маху в глупой беседе на дурацком балу, пропуская вперёд конкурентов без сколько-нибудь серьёзных причин. Саранцев набрался решимости стоять за себя до конца и не отступать ни на шаг с занятых позиций.

— Любит людей — вы ведь не хотите меня уверить, будто Сергей Александрович непрерывно улыбается и гладит всех по головке, что бы они ни вытворяли?