Василь Ткачев - Под городом Горьким

Колька же выбился в начальники. Окончил вечерний институт, помаленьку-полегоньку пошёл в гору и уже сидел в собственном кабинете. А когда Митука выгоняли с шахты, развёл руками:

– Прости, братан. Ничем помочь не могу. Могу только сказать, что тебе следует полечиться от пьянства. Это твой последний шанс. Думай.

– Да иди ты… – стиснув зубы, в сердцах выдавил из себя Митук, сгрёб свои вещички и взял билет до Быхова.

Да кабы не Колька, его и сегодня донимал бы бригадир Шалабод: «Давай минимум, лодырь!» Приехал как-то Колька в отпуск, увидал Митука на телеге с вилами, а дома за ужином, словно невзначай, поинтересовался: «Разве тебе пенсии мало, что в колхозе на работу ходишь?» – «К-какой… такой… пенсии?!» – «Ведь ты, считай, на шахте двадцать лет отпахал… под землёй… в забоё. А нужно – пятнадцать». – «Ё-моё! Ё-мм… моё! Ну, погоди, Шалабод! Минимум ему, упырю, подавай, когда я давным-давно на пенсии! Ну, спасибо, брат, что надоумил, а то до шестидесяти бы маялся… Ну, спасибо… Дак, слышь, я уж пять лет как законный пенсионер?» – «Само собой!» – «Ё-моё!..»

И вот сейчас Митук спешит на почту получать пенсию – за последние шесть месяцев, говорят, дадут. Хорошо, хоть так. А гроши за четыре года с хвостиком нехай государству останутся. Ему тоже надо. Митуку хватит. Митук на седьмом небе от счастья. Это ж какая уйма деньжищ! Он отродясь не держал в руках такую пачку тех самых бумажек, без которых ты… Ну кто ты?! Может, телеграфный столб, уж ему-то ничего не нужно! А Митуку нужно, ой нужно! У кого по утрам трещит голова после вчерашнего – тот поймёт. Попробуй, займи «на лечение», фигу кто даст. Отвернутся, скривятся: «Нету». Вот такая, значит, репутация. Эх вы, люди! Теперь-то крыть нечем. Перед вами не абы какой пенсионер, а шахтерский! Интересно, что на это скажете?

Митук ещё издали заприметил возле почты грузовик «Связь», и сердце ёкнуло: а вдруг денег не привезли? А если ему не хватит? Всё может статься, времена ненадёжные. Митук тогда дуба даст, кончится. Решил ведь устроить праздник для земляков, уважающих выпить, сам помышлял хорошенько горло промочить… Чем поворачивать назад, хоть на день откладывать важное мероприятие – лучше помереть!

Фу-у ты, вот и почта. У крыльца никого, почтовая машина уехала, и Митук, сплюнув в сторону, потянул на себя дверь с таким видом, будто она вела на тот свет. Правда, едва переступив порог, повеселел.

– Привет-салют, Любаша! – поздоровался Митук, улыбаясь во весь беззубый рот. Но начальница отделения никак не отреагировала – разбирала ящики и какие-то свёртки. – Привет, говорю!

– Привет, – нехотя ответила Люба.

– Ну… и как там? Кхе-эк-хе…

– Привезли. Полный мешок денег. Тебе. Привезли.

Если бы кто видел, как, ликуя, подпрыгну этот высокий сутулый, иссохший в щепку человек, диву бы дался, ведь не ребёнок же! А он ещё и кричал, подпрыгивая:

– Ура-а-а! Ура-а! Спасибочки, шахта! Спасиба-а-а-а! Не дала мне загнуться-я-а-а!

– Затихни! – цыкнула на него Люба.

– Дай я тебя поцелую, золотко! Дай! Заместо шахты! – Митук перебрался через груду посылочных ящиков и пакетов, обхватил заведующую и уж намерился было чмокнуть в рябую щеку, как дверь распахнулась и вошёл Любин муж Петька, деревенский электрик.

Петька глянул на Митука бычьим глазом:

– Отставить!

– А-а! Не успел, – тут же отступил Митук. – Хотел, честно скажу тебе, Петро, радость свою на твою женку вылить…

– Выливай свою радость на любую другую бабу, – угрюмо пробормотал Петька, замахиваясь на Митука, но жена цыкнула и на него, и кулак остался там, где и положено – возле кармана.

Петька, видимо, вспомнил, что Митук вот-вот должен получить кучу денег, потому и сказал, стараясь улыбнуться:

– Да я так… Всерьёз, что ли? Что ли, маленькие мы? Нам, что, денег не хватает? Да, Митук?..

– Ага. Я и говорю – радость! Давай-давай, Любаша, шевелись. Газеты твои подождут. Я вот пять лет ждал… или сколько там… Мне в первую очередь. Я её давненько занимал. Погодь, Петька, никуда не отлучайся. Мы сейчас кое-что сварганим!

– Я ему попью! Я ему!.. Пусть только попробует… – завелась Люба. – Посинел, что подосиновик. И тебя, Митук, предупреждаю: угостишь – получишь у меня пенсию, как же! Держи карман шире!..

– Да не буду, не буду я, – не на шутку испугался Митук. – Я, что, не понимаю? Зачем мне-то грех на душу брать? Х-ха-ха-ха! Сказала: не пои – не буду. Перебьётся. Ты, Петро, не обижайся, – Митук заговорщицки подмигнул, чтобы тот понапрасну не волновался. – Такое, брат, дело. Не имею права. Твоя женка для меня большой начальник. не даст грошей – что тогда? Не-не. Пять годков… или сколько там… ждал… И на тебе!..

Настал торжественный момент. Люба, словно картошку, вывалила на стол – подняв мешок за два угла, – кучу денег.

– И это всё… мне? – поперхнувшись и остолбенев, Митук глядел на горку пережатых шпагатом и опечатанных тугих пачек. – Это всё… мне?

– А то кому ж! – спокойно сказала Люба. – Разве у нас есть ещё дурень, которому давно пора на пенсию, а он всё никак проспаться не может, света белого из-за горелки не видит?

– Не, нету, – поддакнул Митук, по-доброму широко улыбаясь. – Но, Люба, заметь: если бы я когда надо пенсию оформил, я бы ни в жизнь не собрал столько капиталу, чтобы День шахтёра для земляков организовать. Соображаешь?

– Ну, разве что…

– Поскорей, золотко. Поскорей считай!

– А чего єто говорят, бытто бригадирова Верка к тебе зачастила? – склонив голову, осмелела Люба. – Что, людям делать нечего?

– Слухай поменьше. Обидют только хорошую бабу. Считай-считай, а то во рту пересохло… Кхы.

– По такому случаю купишь мне коробку конфет, – Люба поплевала на пальцы и, бросив короткий взгляд на Митука, затем задержала его на муже. – А ты иди-иди, не мылься. Учуял, паразит, запах денег. Кот шкодливый!

– Да ладно тебе, – миролюбиво ответил Петька. – Никто на чужое не зарится. Отпускай человека побыстрее.

– Я тебе, Любаша, самолучших конфет куплю, какие ни на есть в нашем магазине, – закивал лохматой головой Митук, – и вина принесу. В придачу. Принести?

– Принеси, – благодушно согласилась заведующая почтой.

– Будет! Будет! Шахтёры, сама понимаешь, слов на ветер не кидают. А… это… Петру можно капнуть граммульку, чтоб у нас с тобой после никаких свар не было? Ну? -- Митук нетерпеливо смотрел на Любу, которая всё считала деньги, и ждал, что она скажет.

– Только при мне, – наконец разрешила она.

– При тебе так при тебе, – засиял Митук. Он покосился на Петьку. Тот ухмыльнулся, облизывая языком сухие губы.

Митук рассовал деньги по карманам, часть запихал под рубашку, а что не влезло, держал в руке.

– Погоди. Один момент.

Магазин и почта рядом, поэтому Митук мигом обернулся. Принёс, как обещал заведующей, коробку конфет и большую бутылку вина. Тут же откупорил её и налил пододвинутый Петькой стакан.