Василь Ткачев - Под городом Горьким

Еще заметила, что к рыжей, но миловидной Тамаре иногда подкатываются молодые парни и особенно подвыпившие мужчины, откровенно назначают свидания. «Во сколько заканчиваешь? Где живешь? О, так мы почти соседи! А муж ревнивый? Кольцо это, говоришь, так, для виду? Могу встретить...А?» Ну, это знакомо: все они, грамм глотнув, цепляются к женщинам. Смелые. Орлы. А проспятся, и куда что девается. Остывают так, как и загораются – будто кровля с жести за ночь.

Проехали как раз дом, в котором и живет пока что Клавдия Степановна с мужем Виктором и внуком Максимом. Дочь осталась в Душанбе, она замужем за майором-пограничником, и все их переезды зависят не от самих: служба. Приютил же, спасибо ему , младший брат Степан, а больше хороших слов надо сказать его жене, Ольге. Другая бы так и послушалась мужа, а она встретила родственников-переселенцев хотя и не с распростертыми объятиями, но с пониманием, тепло: «Живите у нас, как-нибудь разместимся. В тесноте не в обиде. Мы же свои». Степан помог шурину с работой, Максим ходит в третий класс, а она, Клавдия Степановна, пока вот только стажорка. В школах до лета, говорят, вакансий не ожидается, и будут ли они вообще – тоже еще неизвестно: преподавателей русской филологии хватает будто. Ну хватает так хватает. Если по правде, так и устала женщина от школы, хотелось ей чьего-то другого...

Как-то муж, когда они сидели на кухне одни и обедали, заикнулся:

– А, может, в деревушку куда махнём, Клава? Там домишко купим. Они совсем, говорят, дешевые. Да и бесплатно много где дают – живите только, работайте. Руки же у меня будто бы есть. Да и тебе с работой полегче будет...

В деревню переехать? Легко сказать, просто. Если бы раньше, когда помоложе были, тогда другое дело, но теперь же, прожив, считай, всю жизнь в городе, не авантюрным ли шагом будет такой поступок с их стороны? Это хорошо смотреть на село по телевизору... Куры, кабанчики, коровы, коттеджи, палисады, благоухающие разноцветьем, счастливые лица у людей... Красиво. А в жизни все не так, все гораздо сложнее. Надо, и Клавдия Степановна понимает это, крутиться там, как той белке в колесе. Не досыпать, трудиться ежедневно физически, а с нее ли здоровьем? Нет, нет, деревня не тот вариант. Поздно! Если бы раньше... Но раньше им хорошо было и в хлебном, хотя и душном, жарком Душанбе. Пока не началась стрельба на улице, под самыми окнами. Это – страшно. Это – жутко. Да и умирать она, если откровенно, собиралась все же дома, не там, на чужбине... Как только начинала думать, что навсегда ляжет в этот горячий песок – делалось не по себе... Стрельба та – еще не все, кстати. Кое-кто из заинтересованных местных аборигенов старался запугать приезжих Нурекской ГЭС – если ее взорвать, она смоет Душанбе с лица земли, такой поток воды полыхнет, что – о-е-ей! Правда в этом, наверное, есть. Однако же додуматься до такого!

Первые дни, что она провела в этом красивом, уютном и тихом городе на берегу реки Сож, показались женщине раем. Не стреляют. Нет того испопеляющего зноя, в овощных магазинах полно всего, особенно дешевая картошка, а это тем, кто жил в Средней Азии, сразу бросается в глаза. Бульба-картошка!.. Она и там есть, привозят, но здесь ее – просто много, и очень дешевая.

Вскоре автобус завершил после пересменки первый круг. Тамара подсела к стажорке.

– Не уснули?– поинтересовалась она и глубоко зевнула.– Фу-у, спать хочется. И ночью вроде бы ничего такого не делала...

– Нет, не уснула,– просто ответила Клавдия Степановна.–Не было когда ...

– Тут и действительно не уснешь. Хоть к концу смены ног не чувствуешь – где стоишь, кажется, там и упала бы. Я уже мужа и не подпускаю к себя в такие дни. Они не меньше критические... Он, негодяй, злится, спрашивает, может ты там с шофером шуры-муры крутишь, потому и не хочешь?.. Ревнует, а когда ревнует, значит, любит. Пусть. А что, Саша ничего парень. Если уже и изменять, то вот с такими, как он: чтобы приятно было...–Тамара вздохнула, раскраснелась, томно потянулась и, показалось, испугалась своей прямоты, прикрыла рот узенькой ладошкой, как-то испуганно глянула в ту сторону, где ковырялся в кабине водитель Саша, прошептала. – Еще услышит...

«Счастливая»,– почему-то так подумалось о Тамаре Клавдии Степановне.

Тамара же успела еще сообщить на самое ухо стажорке:

– У нас тут, считай, все по парам разбиты. Только квазимоды да старухи не в ходу... Ага. Хочешь того или нет, а это стало уже какой-то традицией, что ли... Кто где пристроится... А я боюсь... у Толика моего рука крепкая... тяжелая... А?

И она нажала на кнопку-пуговицу: подала знак, чтобы автобус трогался. Клавдии Степановне же подумалось: «Зачем, чудачка, она мне обо всем этом рассказывает? С чего бы? Разве, может, думает, что если жила я среди таджиков, то допускала себе вольность? Откуда у них такое?.. Скорее –наоборот: там, в далеком далеке, еще больше ценишь своего мужа, бережешь свою семью, ведь там мы – гости, а в гостях надо всегда вести себя достойно. Хотя за всех женщин не скажу... Есть, есть... Но где же их нет? Только там, наверное, где совсем люди не живут... Ну, Тамара!..»

Автобус двигался по маршруту довольно медленно – время «пик», поэтому людей набивалось на каждой остановке уйма, столько же, пыхтя, выбиралось на волю. Толкотня. Штурмовщина. Оскорбления. Стоны- крики. Только одна женщина повеселила немножко людей, внесла какое-то оживление. Когда ее зажали сразу же, словно клещами, в проходе, она запричитала:

– Что же вы делаете, люди хорошие?! Испортите всю мою хвигуру, тогда совсем меня дед мой любить не станет. Пожалейте. Слышишь ли ты меня, Коля? Посмотри, посмотри, что они с твоей бабой делают? Если бы хотя обнял, я молчала бы... Коля!.. Мнут, как и ты меня в молодые годы! Во дают, во топчут, окаянные! Ты, Коля, где там? Живой хотя, а?

Пассажиры, что стояли поближе к женщине, начали оглядывать ее... и откровенно улыбались: тебе, тетка, уже все равно, какую иметь фигуру и Коля твой никуда не денется, если он не моложе. А Коля все же отозвался:

– Тута я. Тута...

Хотя и пришлось ему чуток покраснеть – за всю свою долгую жизнь с этой женщиной так и не привык он, показалось людям, к ее шуткам. А она молодец! С такой женой, по всему чувствуется, не пропадешь, хоть и горя иной раз хватить можно. Или не так? Лучше об этом расспросить бы самого Колю...

Тамара же выбивалась из последних сил, но, орудуя локтями и толстым, широким своим задом, как-то продиралась через джунгли пассажиров, чаще всего напрасно: никто почти не стремился платить за проезд. Здесь, правду говоря, и не добраться к карманам и барсеткам: зажаты люди со всех сторон, парализованы. А кое-кто и рад был такому, вовремя оценил ситуацию: это же надо быть контролерам большими глупцами, чтобы переться в такой ад. Поэтому они молча посапывали, наблюдая за всем, что творилось в автобусе.