Тереза Тур - Выбрать свободное небо

— Ты понимаешь, — продолжал он между тем, — у каждого человека есть своя болевая точка, после которой он перестает соображать. Его выносит. И несет. У меня это ревно… не важно. У тебя… что-то свое. У Роберта — это мысль о том, что от его ребенка опять избавились! Вот скажи мне, у тебя в сумке откуда взялась та проклятая бумажка?

— Какая? — уставилась на него Лиза.

— Да направление на аборт.

— У меня никогда не было в сумке направления на аборт… Что за чушь? Откуда ему там взяться?

— Роберт увидел, — печально отозвался Зубов.

— Я не знаю, что там примерещилось Роберту! — возмущенно отозвалась Лиза. — Но я не понимаю, как можно подойти к человеку, которого так выносит непонятно с чего!

И покраснела, вспомнив, как провела с этим самым человеком сегодняшний день.

— Он мне как-то рассказывал — в Баварии, когда мы замок смотрели, помнишь?.. Вы ушли тогда с Терезой, а мы разговорились.

Лиза нехотя кивнула.

— Он рассказывал, что в жизни у него была история с женщиной, которая сделал аборт, избавившись от его ребенка, как от чего-то ненужного.

— А я здесь при чем? — достаточно злобно отвечала художница.

— Он увидел что-то такое, что принял за направление на аборт. Он подумал, что его предали. Опять. А с учетом того, что это была ты…

— А что такого особенного во мне?

— Ты для него — настоящая. Волшебная. Его рыжая колдунья.

Лиза хмыкнула.

— Это я цитирую его пьяные признания, — поднял руки вверх Зубов.

— Зачем?

Владимир пожал плечами и ответил невпопад:

— У него крышу снесло!

— А просто спросить — не вариант?

— Оказалось — нет.

— Тогда надо ему объяснить, что… — и Лиза опять стала огладываться в поисках Роберта.

— Он уехал.

— Как это? — вот тут в голове у нее загудело, и она пошатнулась.

— Извини, — смутился Зубов и — о чудо! — даже покраснел. — Не надо было тебе этого говорить! Пошли со мной…

Голос у него стал сладким, и каким-то ненатуральным:

— Тебе надо лечь, а я врача пришлю.

— Владимир, прекрати.

— И кто меня за язык тянул! — расстроился Зубов. — Дурак я, дурак.

— Нет… — замотала головой Лиза, — ты — молодец… Мне, наверное, надо было все это услышать!

— Тереза узнает — убьет! — печально помотал он головой, усевшись рядом с ней на диванчике.

— Может, похвалит?

— Не уверен… Как ты себя чувствуешь?

— Нормально я себя чувствую, — огрызнулась Лиза. — Роберт почему уехал?

— Понимаешь… Я думаю, есть человек, который злиться на него еще больше, чем ты…

— Тереза?

Зубов расхохотался:

— Конечно, моя супруга — женщина страшная и одно время, действительно, на него злилась. Но, думаю, она здесь не при чем. На этот раз.

— Тогда кто?

— Он сам. Тебе что, правда, не приходило в голову, насколько он себя ненавидит? Как не может себя простить. И не настаивает на том, чтобы ты к нему возвращалась именно потому, что считает, что ему нет прощения, а значит и счастья.

— Ну знаешь что! — Лиза даже вскочила, — это не справедливо! Это я злюсь! Это меня оскорбили. И напугали! Это я решаю — прощать или не прощать!

— Совершенно верно! Роберт перестал соображать на какие-то доли минуты, поверив вдруг, что ты — его любимая — избавилась от его ребенка. Он поступил настолько ужасно, что простить его невозможно…

Лиза, надувшись, молчала.

— Ты абсолютно права в том, что прощать его или нет — решать только тебе, — поднялся Владимир. — Потому что себя уж он точно никогда не простит…

Конец апреля. Несколько неожиданно теплых дней для Питера накануне Пасхи. Синева неба — наверное, такого глубокого оттенка весеннего неба нет нигде.

Лиза вдохнула свежий ветерок, еще пахнущий морозцем — и улыбнулась.

У нее появилось собственной жилье на северной окраине города Санкт-Петербурга. Этот жилой комплекс как раз примыкал кладбище, где были похоронены родители.

Пара недель прошли в суматохе. Сначала в Москве — где Шейле пришлось арендовать для нее мастерскую. Лиза неделю принимала заказы и делала наброски.

Потом она уехала в Петербург — и все разрешилось с жильем. Как-то неожиданно легко. Шейла привезла Монстра. И все. Лиза Драпкина — модная художница, заваленная заказами — обосновалась.

И все было просто замечательно… По крайней мере, еще летом она не верила, что у нее будет все-таки своя квартира. Свой нахальный рыжий кот. Малыш, ворочающийся у нее в животе. Выставка, драконы. Успех. Деньги. Заказы.

Лизы вытерла слезы:

— Чего же мне не хватает, мама? — прошептала она.

Она убиралась на могилках. И тихонько-тихонько рассказывала, как хорошо все устроилось в ее жизни. Как она счастлива. А дальше, когда родится сын — на УЗИ ей сказали позавчера, что будет именно мальчик — еще лучше.

— Он был таким нежным, мама… — то ли думала, то ли говорила Лиза. — Я думала порой, что это мне его прислали небо и река, которые разглядели меня в тот момент, когда я в приступе отчаяния пыталась прыгнуть с моста… Они тоже испугались за меня — и прислали мне Роберта.

Тихонько, в такт ее мыслям шумели деревья с трогательными, зеленоватыми ветвями — листиков на них еще не было, но они были готовы появиться на свет.

— Наверное, все было слишком идеально. Он бы слишком идеален. И я была не готова к тому, что он может быть таким бешеным. Таким страшным. Что все закончится вот так. Из-за того, что ему что-то там померещится…

Лиза закончила уборку и стала снимать перчатки.

— Я ведь даже не знаю — злюсь я на него уже — или нет. Если бы я могла понять, с чего он подумал…

Запиликал телефон в сумке — пора было принимать витамины. Лиза полезла в сумку, чтобы его выключить — не будет же она делать это здесь, на кладбище, грязными руками. Из сумки, лежащей на столике, что стоял на участке, словно по волшебству спикировал вниз сложенный вдвое листок, на котором был список лекарств. Пока он летел на землю, он «разложился». И Лиза, подняв его с оборотной стороны, прочитала: «НАПРАВЛЕНИЕ НА АБОРТ».

Вспомнила, как запаниковал доктор, когда она сообщила, что летит в Африку. Вспомнила, как врач растерянно перебирал листочки у себя на столе, подбирая слова, которые должны были объяснить сумасшедшей ей, что не надо никуда лететь. Получается, что доктор схватил первую попавшуюся бумажку, а Роберт.

— Ну и сам дурак! — рассердилась Лиза. — Не надо читать, чего читать не надо! Да и спросить можно.

«Он подумал, что его опять предали. И опять избавились от его ребенка» — вспомнила она слова Зубова.

Лиза вернулась домой. Она не могла даже рисовать. Она сидела, уставившись в одну точку — и вспоминала.

Утром она вышла из дома, оставив на столе листок, исписанный многократно перечеркнутыми строчками: