Пилип Липень - Ограбление по-беларуски

На веранде он нашёл синее эмалированное ведро, с трудом пристроил его под краном в мойке и открыл холодную воду. Какая тонкая и медленная струя! Он ждал, притопывая ногой, пока наполнится хотя бы до ободка. Доставая, расплескал. Спустился в подвал и обнаружил Жюли сидящей на стопке картонных коробок с бутылкой вина в руках. Не давая никаких объяснений, Рыгор тяжело размахнулся и окатил её широкой водяной волной. Она взвизгнула, вскочила и в ярости запустила в него винной бутылкой. Мимо. Рыгор рявкнул и замахнулся ведром. Вышло натурально, и она, рыдая от испуга и обиды, опустилась назад на коробки. Мокрое коричневое платье трогательно облепило её худенькие плечи. «Не реви! Это для твоего же блага. Потом ещё мне спасибо скажешь! И тихо сиди, не рыпайся».

Опасаясь приступов агрессии с её стороны, Рыгор заблокировал дверь табуретом. Потом, для восстановления справедливости, вышел на террасу, мужественно расставил ноги и окатился водою сам. Брррррааах! Неторопливо прохаживаясь по комнатам, ёжась и вздрагивая, он раздумывал — как бы ускорить её простуду? Ведь в подвале не так уж и холодно. В сосредоточенности Рыгор остановился перед бюстом Наполеона и вдруг неожиданно понял краем сознания, что находится во Франции. Это не слишком удивило его — ускоренные перемещения в пространстве уже стали привычными. Франция так Франция. Вот только за немецких композиторов обидно, так и не побывал у них на родине. В какой-то момент проскочил Германию, мда. Он скользнул взглядом по горделивому Берлиозу и вернулся на веранду. «Берлиоз, Бизе, Сен-Санс — какая пакость эти французские симфонисты! Ну разве что Франк». Он снова наполнил ведро водой и поставил его в холодильник.

Увидев Рыгора с ведром в руках, Жюли обняла себя за плечи и скорчилась.

— Ты хочешь меня убить, да? Скажи! Ты хочешь, чтобы я умерла? — она горько заплакала. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не обливай меня! Не делай этого!

Он разбил круглый слой льда на заиндевевшем ведре и прицельно выплеснул воду ей на плечи, на грудь. Как и в прошлый раз, это вызвало в ней всплеск бешенства — она бросилась на него с ногтями. Рыгор ловко схватил её за руку и больно сжал, жестоко процедив, что сейчас отрежет ей уши. Отрежу нахер! Она тотчас сникла, и только судорожно всхлипывала. Рыгору стало совестно, и он, чтобы разрядить обстановку, рассказал свежий анекдот:

— Сели как-то раз Экзюпери и маркиз де Сад друг напротив друга в автобусе. Едут. Сад смотрит в окно, молчит. Экзюпери хмурится. Сад вежливо улыбается. Экзюпери отворачивается, поджимает губы. Сад вопросительно поднимает бровь. Экзюпери фыркает, презрительно щурится. Наконец Сад спрашивает: что случилось, дорогой Антуан? И тут Экзюпери орёт на весь автобус: не смей думать это о моём Маленьком принце!!!

Рыгор рассчитывал хотя бы на улыбку, но Жюли только сверкала глазами, ненавидящим шёпотом призывая на его голову гневного мужа и грозных жандармов.

Пока Жюли простужалась, Рыгор решил не терять времени и сходить посмотреть на Париж, раз уж подвернулся такой случай. Он крепко притворил дверь в подвал, сунув между полотном и косяком кусок картона для уплотнения, но блокировать её табуреткой не стал — чтобы Жюли в случае чего смогла выбраться. На дорожку он подкрепился остатками лукового супа, найденного на плите в кастрюльке, и, выпив добрый стакан вина, вышел из дома.

Полдень уже миновал, жара ослабла, и в природе наступило томное спокойствие. Неподвижные листья деревьев, усталые мухи на стенах домов, золотистая песчаная пыль на дороге. Рыгор закинул за спину мешок и зашагал. Золотистые облачка из под ног. Напоследок оглянулся на дом и запомнил его номер — 17. Он не знал, в какую сторону нужно идти к Парижу, но возвращаться и спрашивать у Жюли не хотелось. Всё равно дорога только одна, чего зря суетиться. В груди похрипывало, и он закурил. Табачный дым наполнил хрипучие поры, сгладил шероховатости.

Деревенька скоро оборвалась, и вдоль дороги потянулись низкие кусты, тихие жизнерадостные поля, пологие холмы. К концу сигареты навстречу Рыгору выплыл указатель «Париж», с недвусмысленной стрелкой, направленной прямо по курсу, к зелёному горизонту. Рыгор затоптал окурок в землю, прибавил ходу, и не прошло и получаса, как он уже двигался к центру Парижа по серой каменной набережной, минуя заводы, мосты и сложные транспортные развязки.

О Париже Рыгор слышал немного: Эйфелева башня, Лувр и Бастилия, которую вроде бы давным-давно разрушили. Где их искать, было неясно. Прохожих не попадалось, а редкие машины проносились мимо, игнорируя его поднятую руку. Да и надо ли их искать? Рыгор не был слишком озабочен осмотром достопримечательностей и рассчитывал на минимум — небольшую прогулку по городу и гастроном с холодным пивом. Безликая автострада уже утомила его, и при первой возможности он свернул направо, оказавшись на уютном тенистом бульваре со старинными пятиэтажками. Гастрономов здесь тоже не наблюдалось, и Рыгор заглянул в кафе под оранжевым тентом. Хмурая худая барменша бесстрастно продала ему пять бутылок ледяного пива, даже не удостоив взглядом. Рыгор спросил, правильно ли он идёт к Лувру, вон в ту сторону, на что она невозмутимо кивнула. «Подвал по тебе плачет», — на дне Рыгора плеснулась злоба, но плеснулась недостаточно сильно.

Французское пиво не впечатлило Рыгора своим вкусом, но помогло скоротать дорогу до Лувра, с довольно унылыми, однообразными каменными домами и мутно-серой Сеной. Сам Лувр оказался значительно скромнее, чем представлял Рыгор: здание в два высоких этажа, с четырьмя колоннами у входа и скучными скульптурами в нишах по сторонам. «Что за хрень? Я думал, он будет здоровый», — Рыгор оглянулся по сторонам, ища взглядом Эйфелеву башню, но не нашёл. С сомнением он помедлил перед Лувром и всё-таки решился войти — надо же хоть где-то побывать.

Старушка-билетёрша долго не хотела брать у него стодолларовую купюру — уговаривала сходить поменять её на нормальные деньги. Рыгор нагибался перед прозрачным окошком, улыбался и на ходу придумывал причины, по которым размен денег не представлялся возможным. Наконец бабушка махнула рукой и сдалась, оторвав ему билетик от толстого рулона. Он спросил, есть ли здесь картины Филиппо Липпи, и она неопределённо кивнула головой в сторону залов.

На мраморном (или гранитном?) полу хорошо чувствовалось, что кроссовки резиновые. Упругий скрип-скрип. Рыгор откупорил новую бутылку и, следуя указателю, взошёл по белокаменной лестнице. Седовласая, кудрявая старушка-смотрительница с усилием поднялась со стульчика у входа в зал и протянула руку за билетом.

— Где у вас Филиппо Липпи висит, бабуля? Я тут в первый раз, пока ещё не пообвыкся, — он озирался по сторонам.