Пилип Липень - Ограбление по-беларуски

— Как тебя зовут? — осведомился он, складывая бутерброд.

— Жюли. Скоро будет суп, — ответила она сухо.

— Вот так имя! Ты что, из Франции приехала? — она молча подняла брови, с таким выражением, как будто он его вопрос был идиотским, но Рыгор не поддавался, продолжая быть весёлым и открытым: — Ты поешь со мной, а, Жюли? Одному кусок в горло не лезет!

Жюли пожала плечами и пошла в дом. Он спросил вслед, нет ли пива, но она качнула головой. «Вот сучка!» — думал Рыгор, но спокойно, не зло. Злость отступала перед свежайшим ароматным хлебом и упругим сыром. Утоляя первый голод, он с наслаждением съел всю тарелку, удовлетворённо вздохнул и налил себе вина. Один стакан Рыгор выпил залпом, залив жажду, а второй тянул медленно, оценивающе. Вино по вкусу напоминало выдохшееся пиво, спокойное, без пены и газов. Не так уж и плохо. Придвинув табурет к деревянным перилам, он откинулся на них и зажёг сигарету.

— Суп.

Жюли несла в руках круглый белый горшочек. Поставила на стол, отложила крышку, вывалил пар. Рыгор наклонился и осторожно понюхал. Пахло странно сладко.

— Сахара не пожалела, да? А это что? — он потыкал ложкой в кусок мокрого хлеба, плавающий сверху.

— Не хочешь — не ешь, — отрезала Жюли и потянулась за горшочком.

— Стой, погоди! Я же пошутил! Вот, держи, — он запустил руку в мешок, нащупал денежную пачку и отслоил одну бумажку, — Покушай со мной, Жюли? Мне будет приятно.

Она ему понравилась — ясные и необычайно правильные черты. Хотя округлость её лица уже начинала спрямляться от лет, а на щеках читались морщинки. Сдержанные карие глаза и каштановые волосы, остриженные чуть выше плеч и закручивающиеся в кудряшки на кончиках. Кудряшки несговорчиво качнулись, и она пошла в дом, сказав, что принесёт сдачу. Рыгор запротестовал, но она уже скрылась.

Суп оказался луковым и не очень понравился Рыгору. Размокший хлеб он сначала вообще не хотел есть, отодвигая его ложкой, и решился на это только в самом конце, когда горшочек опустел. Он выпил ещё один стакан вина, закурил, и палисадник с петуниями и настурциями приятно поплыл вокруг его головы. Неслышно появилась Жюли, собрала посуду и спросила, что ещё принести. Он поднял голову, переложил сигарету в левую руку, а правой обнял её за бедро.

— Убери лапы! — она брезгливо стряхнула его ладонь, как будто стряхивала паука или таракана, — Сейчас я позову мужа!

Рыгора обычно не выходил из себя по таким пустякам, но все эти «парни», «мужчины» и «супруги» за время путешествия стали его больным местом. Поэтому при упоминании о муже в глазах у него потемнело от ярости, и он вскочил. Стол содрогнулся, салфетки рассыпались, табуретка полетела в настурции.

— Мужа?! Мужа, да?! Ну, давай, показывай мне своего мужа! Зови его! — заорал он.

Жюли тенью скользнула в дом, попытавшись закрыть входную дверь, а он взрыкнул и тигром ринулся за ней, вырвав ручку и обрушив карниз с шелестящими жалюзи. Она кричала, что её муж на службе и вот-вот должен вернуться, и, отступая вглубь, швыряла в него ложку и тарелки. Он надвигался быстрее, настиг её и схватил за локоть. Жюли попыталась вырваться, но Рыгор держал крепко. «Ну?! Где твой муж? Где?» — ревел он. Она изогнулась в порыве укусить его за руку, но он сунул ей под изящный нос свой правый кулак:

— Только попробуй куснуть! Понюхай-ка, чем пахнет! — откуда-то из глубин головы всплыла эта детская, но действенная угроза.

Рыгор тащил её по комнатам, рыча, кашляя и требуя предъявить мужа, а она обмякла и послушно поспевала рядом, с полными слёз глазами. Дом был хороший, просторный. В гостиной — гипсовый бюст Наполеона, увитый усиками плюща, пианино и портрет Берлиоза в буковой раме; в солнечной столовой — стол на двенадцать персон, старинные стулья, часы с пружиной и салатовый сервант; в спальне — низкое брачное ложе с бумажными торшерами у изголовья; в детской — двухэтажная кровать в виде красного лондонского автобуса и коллекция футбольных мячей. В тупике прихожей прятался ход в подвал — крутые, стёртые подошвами ступени.

— Может, он в подвале нас ждёт? — упрямо рычал Рыгор, не желая слушать о службе мужа на железнодорожной станции, — Пошли вниз, посмотрим! Где свет? Включай, кому говорю! Хуже будет!

Она покорилась, подняла руку к неприметному выключателю и стала спускаться вниз. Рыгор, не отпуская её заломившегося локтя, топал сзади. Глубоко залегавший подвал отделялся от лестницы толстой филёнчатой дверью. Вдоль каменных стен тянулись длинные полки с пыльными бутылками вина, стеклянными банками, горшочками, коробками. Подвальная прохлада приятно овеяла лицо, но гнев не остывал. Рыгор грубо толкнул Жюли внутрь, и ей пришлось пробежать шагов, чтобы не упасть на бетонный пол.

— Сиди здесь, сучка! Будешь знать, как корчить недовольные рожи. Тоже мне, королевская особа нашлась. Погоди же, я тебя проучу, — Рыгор вспоминал обиды, нанесённые ему чешскими женщинами, и распалялся всё более.

— Да что ты хочешь от меня, сумасшедший? Что тебе надо? Тебя ждёт Бастилия! — она шагнула к нему, поднимая руки.

— А ну стой, где стоишь!

Увидев в его глазах настоящую ненависть, она отступила назад, глядя исподлобья.

— Будешь сидеть здесь, ясно тебе? Только попробуй выйти, шею сломаю. Вот увидишь! Я шутить не люблю.

Рыгор грохнул дверью и пошёл вверх, удивляясь себе — что он делает и зачем? С другой стороны, почему бы ему не делать то, что взбредёт в голову? Он уже переживал похожее состояние жутковатой свободы — сразу после первой простуды, когда открыл возможность безнаказанно вламываться в квартиры.

Пошарив по отсекам салатового серванта, Рыгор нашёл мешок сухих абрикосовых косточек и огромную бутыль белого вина с толстой пробкой в зеленоватом горле. Он освободил горло, и оно ответило ему коротким дружеским гулом. Огладив рукой тонкую льняную скатерть, он сел за стол. Вкус вина удивительно хорошо подходил к горьковато-сладким ядрышкам, а всё вокруг светилось уютом, чистотой и светлым дневным покоем. Как прекрасно было бы остаться здесь жить! Зачем идти куда-то ещё? Вот только как вбить в голову Жюли, что мужа никакого нет? Рыгор был уверен — время и ожидание здесь не помогут, и у Жюли всегда найдётся сотня историй, почему её супруг не возвращается. Задержался на службе, неотложно улетел в командировку, поехал с друзьями на рыбалку, отправился навестить престарелых родителей.

В этот момент в прихожей скрипнула дверь. Подвальная! Рыгор схватил со стола белую вазочку с маргаритками, в два скока выпрыгнул из столовой и с силой метнул букетик в подвальную глубь. Ударившись о косяк, вазочка разорвалась бомбой, а разобщённые маргаритки ещё несколько секунд порхали, ложась на пол влажной дугой. Дверь испуганно захлопнулась. Рыгор степенно вернулся за стол, допил стакан. «Надо её простудить! Вот решение! Она сразу поймёт, что к чему на этом свете», — и он вдохновенно хлопнул себя по лбу. В волнении он подошёл к окну и, поглаживая сервант, смотрел в палисад. На фоне клумб зарисовались идиллические сцены — с тихими семейными ужинами, с прогулками по виноградникам, с неторопливой наладкой старых фольсквагенов, с доброй улыбкой на лице Жюли. Верная жена, добрый муж, планы на отпуск.