Эрскин Чайлдерс - Загадка песков

Такова была расстановка главных персонажей на сцене, для деталей мне требовался другой взгляд. Присев, я тихо, словно кошка, прокрался назад и скорчился под окном, там, где, по моим расчетам, находилась спинка кресла Долльмана. Потом очень осторожно поднял голову. В комнате имелась одна пара глаз, которой я опасался, и принадлежала она Гримму, сидевшему боком ко мне, чуть поодаль. Расположившись так, чтобы голова Долльмана скрывала меня от капитана галиота, я приступил к тщательному осмотру. Холодный пот выступил у меня на лбу и струился по спине – не от страха или возбуждения, но от сознания бесславности моего дела. Потому как, судя по всему, я присутствовал всего лишь при заседании правления добропорядочной спасательной компании. Был день выдачи жалованья, а директора подводили итоги проделанной работы, вот и все.

Над дверью висела старинная гравюра с изображением двухпалубного линейного корабля под всеми парусами, к стене были пришпилены карта и чертеж судна в разрезе. В изобилии присутствовали реликвии с затонувшего фрегата. На полке над печью высилась пирамидка из черных пушечных ядер, в самых разных местах по стенам висели на гвоздях ржавые пистоли и остатки прибора, который я принял за секстант. В углу притаилась покрытая зеленым налетом миниатюрная карронада со станком и всем прочим. Ни один из этих предметов не впечатлил меня так, как сваленная по полу груда, то, совершенно точно, были не поленья, а древесина с затонувшего корабля, черная, как мореный дуб, местами еще заляпанная вековой грязью. И, собственно говоря, смущал даже не вид этой кучи. Секрет крылся в одном ее фрагменте – здоровенном искривленном куске доски с массивными болтами. Он лежал на столе и служил объектом нескрываемого интереса. Водолаз перевернул его и оживленно жестикулировал, доказывая что-то; фон Брюнинг и Гримм отстаивали иную точку зрения. Детина покачал головой, потом пожал плечами, взял под козырек и вышел. Передвижения беседующих заставляли меня часто юркать вниз, но во мне крепло ощущение, что бояться обнаружения уже не стоит. Все слабые места моей теории вылезли наружу – вспомнились споры с Дэвисом в Бензерзиле; неосторожная болтовня фройляйн Долльман; легкость (сравнительная), с какой удалось мне добраться до этого места, отсутствие заборов и замков; факт, что Долльман, его знакомый и Гримм не скрывали своего отбытия на Меммерт. А теперь прибавился еще и вид этой деловитой рутины. За несколько минут я погружался все глубже в пучину скепсиса. И где же мои мины, торпеды, подводные лодки, где имперские заговорщики? Неужели на дне всей этой грязной истории лежит только золото? А Долльман – не кто иной, как банальный преступник? Лестница из возведенных доказательств вдруг зашаталась подо мной. «Не валяй дурака, – твердил, однако, внутренний голос. – Эта четверка – те, кто тебе нужен. Просто жди».

Еще двое employés [90] Наемных рабочих (фр.). зашли последовательно в контору и вышли, получив зарплату. Один выглядел, как кочегар, другой посолиднее – шкипер буксира, допустим. С этим последним тоже завязалась дискуссия про извлеченную со дна деревяшку, и он тоже пожал плечами. Его уход предвещал конец собранию. Гримм захлопнул гроссбух, и я плюхнулся на колени, потому что в комнате все враз задвигали стульями. Одновременно с этим на другой стороне здания работники зашагали обратно к берегу, болтая и сплевывая по пути. Тут кто-то пересек комнату и подошел к моему окну. Я отполз на четвереньках, встал и прижался к стене, охваченный приступом отчаяния – мне хотелось как можно скорее удалиться в направлении на зюйд-ост. Но при раздавшемся затем звуке я вздрогнул, как от удара электричеством, то был скрип задергиваемой шторы.

Со скоростью мысли переместился я на прежнюю позицию и обнаружил, что обзор полностью прегражден кретоновой занавеской. Она была цельной, из одного куска, то есть, к моему огорчению, без щели. Но висела не совсем ровно и в одном месте выпирала наружу под воздействием некоего предмета – человеческого плеча, судя по форме. Похоже, Долльман остался на своем месте. Сильнее огорчило меня открытие, что я почти не слышу ни слова, даже прижав ухо к окну. Не то чтобы говорящие понизили голос – нет, эта уединенная дискуссия велась обычным тоном, но стекло и плотная ткань заглушали звуки. И все же вскоре я сумел приладиться и уловить общую диспозицию. Голос фон Брюнинга, единственный слышанный мной раньше, я узнал сразу же. Коммандер сидел за столом слева. Местонахождение Долльмана я представлял. Третий голос, хриплый и надтреснутый, наверняка принадлежал пожилому господину, которого звали – тут я забегу вперед – герр Беме. Для Гримма голос был слишком стар, и в нем угадывалась нотка властности – в данный момент он резко задавал вопросы. Три последних я уловил полностью: «Когда это было?», «Они не прошли дальше?» и «Слишком долго, даже речи быть не может». Речь Долльмана, хоть и ближе всех располагавшегося, была слышна хуже прочих. Звучала она монотонно, и что это за странное шевеление шторы у него за спиной? Да, сложив за спиной руки, он теребил складку занавески. «Что, нервничаешь, дружок?» – был мой комментарий. Предатель повернул вдруг голову – очертания проступали на ткани – и я смог уловить все, до последнего слова.

– Очень хорошо, вы увидите их сегодня за ужином. Я приглашу обоих.

Вас вряд ли удивит, что я тут же поглядел на часы – сами события заняли гораздо меньше времени, чем ушло на их описание, и была всего четверть четвертого. Долльман прибавил что-то про туман, и кресло его скрипнуло. Быстро присев, я услышал шорох колец по гардине.

– Густой, как и прежде, – закончил наш приятель.

– Ваш доклад, герр Долльман, – бросил Беме.

Долльман передвинул свое кресло ближе к столу. Двое остальных тоже расположились поближе.

– Чатэм, – произнес Долльман так, будто объявлял название темы.

Слово простое и короткое, и вы можете представить, как поразило оно меня. «Так вот где ты был в прошлом месяце!» – сказал я себе. Зашуршала разворачиваемая карта, и я понял, что все склонились над ней, слушая пояснения Долльмана. Но теперь любопытство мое не получало удовлетворения, так как до меня не долетало ни одной членораздельной фразы. Сгорая от нетерпения, я обдумывал меры. Прокрасться вокруг и слушать у двери? Слишком опасно. Взобраться на крышу и припасть к дымоходу? Слишком шумно, да и вряд ли выйдет. Я попытался приопустить верхнюю половину окна – последнее имело простейшее устройство, из двух секций, двигающихся вертикально. Без толку – аккуратному давлению она не поддавалась, а надави посильнее – может затрещать. Я извлек нож Дэвиса и воткнул кончик между подоконником и рамой, надеясь расширить щель. Безрезультатно. Хотя нож был морской, не только с толстым лезвием, но и с такелажной свайкой [91] Такелажная свайка – инструмент, с помощью которого раздвигают пряди троса, а также развязывают затянувшиеся узлы. .