Эрскин Чайлдерс - Загадка песков

Тут открылась и вновь захлопнулась дверь, и я услышал, как шаги приближаются к углу справа от меня. Мне хватило ума не терять ни секунды, но потихоньку (спасибо глубокому фризскому песку) укрыться за стеной большого, параллельно стоящего здания. Некто, не видимый для меня протопал по каменным плитам, потом по порожкам. «Гримм идет в свое жилище», – сообразил я. Текли драгоценные минуты: пять, десять, пятнадцать. Он что, совсем ушел? Восемнадцать… Выходит! На этот раз я осмелел и подобрался ближе. Фигуру я различил смутно, зато ясно разглядел белый лист бумаги в руках у Гримма. Шкипер обогнул дом и вошел в дверь.

В этот миг я испытал и преодолел приступ скепсиса. «Если это секретное совещание, то почему они даже караульных не выставили?» Ответ мог быть только один: «Опасаться им некого. Работники, как и все остальные, кого доводилось нам до сих пор встречать, ни о чем не подозревают. Истинная цель всей этой компании по подъему сокровищ (жалкая придумка, честное слово!) – дать повод для таких вот встреч. Но зачем тогда зашторивать окно? Да из-за карт, тупица!»

Я снова стоял под окном, но столь же бессильный уловить ведущийся на невысоких тонах конфиденциальный разговор. Но сдаваться мне не хотелось. Судьба и туман привели сюда меня, единственного, может статься, человека, наделенного в силу стечения обстоятельств возможностью и желанием добыть секрет, связывающий эту четверку.

Такелажная свайка! Там, где нижняя часть рамы соединялась с подоконником, имелся неглубокий паз. Я воткнул острие свайки в зазор и надавил, плавно наращивая усилие, управлять которым при наличии такого мощного рычага не составляло труда. Рама поддалась почти без сопротивления, поднявшись до верхнего края паза и еще чуть-чуть выше, на полдюйма. Но и этого вполне хватило, чтобы голоса внутри стали звучать иначе. Это было похоже на эффект, когда музыкант убирает ногу с демпферной педали пианино. На большее рассчитывать не приходилось, потому как свайке не хватало точки опоры. Рисковать же достигнутым, пуская в ход руки, я не решился.

Припав щекой к влажному подоконнику и ухом к щели, я вновь упал духом. Заговорщики сгрудились вокруг стола и шуршали бумагами. «Доклад» Долльмана явно был закончен, потому как его голос слышался редко; иногда говорил Гримм, фон Брюнинг и Беме брали слово чаще, но, как и прежде, только у последнего мне удавалось разобрать хоть что-то членораздельное. Как назло, эти негодяи в отличие от сценических действовали без оглядки на театральные эффекты и мои интересы. Глубоко погруженные в предмет, прекрасно им знакомый, они говорили полунамеками, без разглагольствований, сыпали техническими терминами. Многие из слов, что долетали до моего слуха, были совершенно непонятны мне. Остальное по большей части состояло либо из литер, либо из цифр, касающихся глубин, дистанции и пару раз времени. Литеры всплывали часто и являлись, насколько я мог судить, ключом к какому-то шифру. Числа, окружающие их, были, как правило, очень маленькими, с десятыми долями. Что сводило меня с ума, так это недостаток обычных существительных.

Передать читателю то, что я услышал, совершенно невозможно – настолько хаотично то, что сохранилось у меня в памяти. Могу только воспроизвести несколько фрагментов и ту расплывчатую классификацию, которую я для себя установил. Литеры варьировались от «А» до «G», и лучший шанс предоставил мне Беме, когда зачитывал отрывки из документов, идя в обратном порядке, от «G», и добавляя краткие комментарии. Например: «“G” – завершен. “F” – плохо, 1,3 (метра?), 2,5 (километра?). “E” – тридцать два, 1,2. “D” – три недели, тридцать». И так далее.

В другой раз Беме снова пробежался по списку, но на этот раз букву называл он, а Гримм давал лаконичные ответы. Ответы указывали вроде как на числа, но я не уверен. Иногда по нескольку минут кряду не слышно было ничего, кроме скрипа перьев да нечленораздельного бормотания. Но из всей этой навозной кучи я выудил пять жемчужин – четыре существительных с шипящими звуками и название, уже встречавшееся мне ранее. Существительные были следующие: «Schleppboote» (буксиры); «Wassertiefe» (водные глубины); «Eisenbahn» (железная дорога); «Lotsen» (лоцманы). Название тоже было звонким, поэтому легко уловимым на слух: «Эзенс».

Два или три раза я распрямлялся, давая отдых затекшей шее, и заодно бросал взгляд на часы, потому что время работало против меня, как во время недавней нашей гонки. Нам доставят просьбу прибыть на ужин, и к этому моменту необходимо быть на яхте. Туман оставался столь же густым, а свет, и без того неяркий, стал еще хуже. Как они-то сами вернутся на Нордерней? И как добрались сюда с Юста? Удастся нам опередить их? Сочетания времени, приливов, расстояний – как раз те самые цифры, в которых я совсем не силен, крутились у меня в голове в тот самый миг, когда внимание стоило полностью сосредоточить на другом деле. Двадцать минут пятого; двадцать пять… Дэвис говорил, что после половины пятого вода покроет берег. Мне придется идти к маяку, но это в опасной близости от дороги к пристани… А до меня все еще доносились голоса из комнаты. Было примерно 16.35, когда снова послышался грохот отодвигаемых кресел. Кто-то встал, собрал бумаги и вышел. Другой человек, не поднимавшийся с сиденья, Гримм, стало быть, последовал за первым.

С минуту в конторе висела тишина, потом до меня впервые за весь вечер донесся нормальный немецкий, не сопровождаемый скрипом перьев и шорохом бумаг. «Стоит еще подождать», – сказал я себе. И стал ждать.

– Он настаивает на приезде, – сказал Беме.

– Ах! – В этом восклицании фон Брюнинга слились удивление и протест.

– Я назвал двадцать пятое.

– Почему?

– Прилив в лучшей фазе. Ночной поезд, разумеется. Передайте Гримму, пусть готовится. (Далее неразборчивая ремарка фон Брюнинга). Нет, в любую погоду. – Потом смех коммандера и несколько слов, которые мне расслышать не удалось.

– Только одна, с половинным грузом.

– … встреча?

– На станции.

– Ну, как там туман?

Похоже, это действительно было все. Оба встали и подошли к окну. Я отпрыгнул в сторону, услышал звук поднимаемой рамы и под прикрытием этого шума улизнул на безопасное расстояние.

– Гримм! – позвал фон Брюнинг.

Возможное появление шкипера и открытое окно убедили меня, что избранная линия отступления теперь слишком опасна. Единственной альтернативой было идти в обход большого здания. Каким бесконечным показался мне этот обход! И все это время я понимал, что спасительный курс на зюйд-ост с каждым шагом теряет ценность. Я миновал закрытую дверь, обогнул два угла и окунулся в бездну тумана. Потом извлек компас и погрузился в расчеты.

«Прежде был зюйд-ост… теперь я сместился к востоку. Стало быть, надо держать примерно на ост».