Тарьей Весос - Ледяной замок

Чтобы окно само открылось в ночь! Приходит невольная мысль: это неспроста.

Страх когтистой лапой сжал сердце Сисс. Но она удержалась от крика. Пусть родители лежат себе спокойно за стенкой и радуются за меня. Здесь они ничем помочь не смогут.

Через открытое окно в комнату хлынул поток холодного воздуха. Сисс не сводила взгляда с черного прямоугольника, угадывавшегося за занавеской. Что теперь произойдет? Да ничего. Так ведь не бывает. Никто не входит в открытые окна, они просто сами отворяются.

Она взяла себя в руки и сказала: чушь это все, я это прекрасно знаю, фантазия. Ну, открылось окно, значит, крючок не закрыт, и дует ветер, а я просто не заметила.

Но как делается жутко, когда окно открывается само по себе, без всякой причины. Не знаешь, где кончается явь и начинается игра воображения.

Сисс лежала, застыв в напряженном ожидании, но не теряя спокойствия, не оцепенев от испуга. Она как бы приготовилась к тому, что может последовать. Настроилась на худшее, испытав прежние страхи.

Но она продолжала думать о завтрашнем дне. Это будет мой последний день, вдруг пронзила ее мысль. Поэтому и распахнулось окно. Это как-то связано с завтрашним походом к ледяному замку. С замком что-то произойдет. Она почувствовала, что у нее от ужаса отнимаются руки и ноги. Страх хрустел, как хрустит лед на замерзшем пруду.

Я сама предложила им пойти к замку, и уговорить их ничего не стоило. Но завтра там случится беда.

Последний день. Огромная белая глыба льда дрожит. Река кидается и рушит ее.

Она ясно видит, как это произойдет. Весь класс в возбуждении лазает по замку: они не испытали там того, что пережила она. Они карабкаются повсюду, хотят вылезти на крышу, на купола. Стараясь перекричать чудовищный рев водопада, она кричит им: «Там опасно!», но голос тонет в шуме, они вылезают на крышу, она сама первой вылезает на крышу. Отчаянными жестами они хотят сказать друг другу, что здесь опасно, но забираются все выше — и тут наступает тот миг, о котором она знала и который все время не давал ей покоя, его-то и ждали замок и река, — раздается страшный треск. Они стоят наверху, это она завлекла их всех в этот кошмар, замок начинает рушиться у них под ногами, он качается под напором воды и валится вперед, в пенящуюся реку, увлекая с собой всех стоящих наверху детей, и это конец. Она знала об этом все время, с того самого часа, когда суровые мужчины обступили замок, готовые запеть мрачную, скорбную песнь.

Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.

Неужели я завтра это сделаю?

Посмею ли?

Нет! Нет!

Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы закрыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.

Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.

Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.

В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и положила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.

Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.

Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.

Однако утро было для нее непростым.

Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — настоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко грохотала неслышимая здесь большая река.

С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.

Неустанное движение. Пьянящее пробуждение природы. Пьянящий запах сырой земли. От всего этого начинает трепетать сердце. Пришли тихие трубачи, звуки их труб опьянили Сисс и оплели ее своими грустными и радостными чарами.

Мы — трубачи, нас выманило то, против чего нам не устоять.

Вокруг все голо и ново. Вот стоит скала, по ней струится вода. Она стоит словно занесенный топор и рассекает для нас время, чтобы мы поспели к сроку. Нас ждут. Небольшая птица ударяется о скалу и падает в вереск, но снова взлетает и исчезает навсегда.

Нас ждут.

Вот мы уже между белыми стволами берез. Мы шли сюда, мы здесь. Нас ждут. Здесь пройдет наш короткий век.

Пролетает птица. В озеро вдается мыс, поросший березой. Наш короткий век.

Сисс сказала себе:

Сегодня я вернусь к ним.

Значит, в этом дело?

В чем — в этом? — как бы прозвучал вопрос.

Она и сама не знала.

Сисс вышла из дома очень рано, надеясь, что первой придет к месту встречи. Так было бы проще. Она хотела вернуться к товарищам, от которых так долго была отгорожена, и было бы легче встречать их поодиночке, пока они будут собираться. Подойти к собравшемуся классу она бы, скорее всего, не решилась.

Оказалось, однако, что не только одна она задумала прийти первой. Ее опередила молчаливая девочка — новый вожак. Она сменила Сисс, как только та стала держаться в школе особняком. Произошло это без слов, и никто вроде бы не знал почему. Подвижная и волевая, она сразу же была признана вожаком. Сисс наблюдала это всю зиму, и ее тянуло к этой девочке, но она так и не подошла к ней. Теперь та спокойным кивком поздоровалась с ней. Сисс спросила:

— Уже здесь?

— А ты?

— Я решила, что мне лучше быть на месте, когда они начнут собираться, — откровенно призналась Сисс.

— Да, конечно. Я так и подумала, поэтому и вышла пораньше. Хотела поговорить с тобой, пока не подошли остальные.

— А о чем?

Сисс задала вопрос, зная ответ.

— Ну, ты, верно, и сама знаешь.

Они испытующе посмотрели друг на друга. Обе поняли, что они не враги. Сисс вновь почувствовала, как ей хочется обрести подругу, но подавила в себе это желание. Это будет потом. И еще она почувствовала, что девочка-вожак ни в чем ей не уступает. Сейчас ее лицо, обычно гладкое и спокойное, было напряжено.

— Как хорошо мы вчера проводили тебя домой, Сисс. Я видела, что всем было хорошо.