Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

— Подождет. Кринкина сюда!

Когда Кринкин вошел в кабинет, директор жестом указал ему на кресло против себя. Кринкин сел уверенно и влажными черными глазами рассматривал директора.

— Послушайте, Кринкин, — сказал директор ледяным тоном, — вы догадываетесь, зачем я вас позвал?

— Понятия не имею, — улыбнулся Кринкин. — Может, по производственному вопросу, только у нас все в порядке, мы на первом месте.

Директор сорвался:

— По производственному вопросу!.. Что это вы из себя девицу строите?.. Зачем вы мне след в след ходите? Я в продуктовый магазин — вы там, я ткань выбираю — вы тут же. Я в книжный — и вы. Почему вы за мной следите?.. Кто вас научил?.. Зачем вам нужно?

Директор, потеряв контроль над собой, кричал так, что в приемной представитель райисполкома с неодобрением смотрел на секретаршу, а она, как всякая тренированная секретарша, делала вид, что в кабинете ничего не происходит.

Наконец директор умолк, выпил стакан воды и устало сказал Кринкину:

— Извините, я погорячился. Но все-таки, как вы объясните свое поведение?

— Простите, Дмитрий Павлович, но это вы все зря. Я, можно сказать, никаких подлостей не преследовал, а просто все так получалось. Я живу в том же доме, где вы временно проживаете. Квартира приличная, однокомнатная, нам троим, жене, сыну и мне, хватает. Жена у меня женщина серьезная, каждый вечер гонит меня погулять, а ей одновременно нужно женской уборкой заняться. Она у меня не в меру чистоплотная. Ну вот, направился я гулять, вижу — вы шествуете. Думаю, куда же новый директор шагает, чем он вечером после работы занимается, поскольку у него все семейство на прежнем месте живет, вот я…

— Хорошо, — перебил его директор, — допустим, что это так. Но почему вы оказались рядом со мной и в магазине тканей, и в книжном?

— Я вам честно скажу, — застеснялся Кринкин, — по дурости своей, по глупому любопытству, меня за это жена ругает. Думаю, интересно бы узнать, какой вкус у директора и какие книги он предпочитает. А за вами следить, товарищ директор, мне ни к чему. Если вы недовольны мной, так я могу и по собственному желанию…

— Ну, что вы, не сочиняйте, — строго сказал директор, которому вовсе не хотелось терять отличного работника. — Хорошо, я верю вам, только я вас очень прошу, не ходите за мной по пятам, мне это неприятно.

— Слушаюсь, — сказал Кринкин.

Потом еще несколько раз директор выполнял семейные указания своей крошки. Он посещал магазин кожгалантереи, аптеки, но никогда не встречал Кринкина и часто размышлял:

«Вот, всем что-нибудь нужно от меня: главку перевыполнения плана, внедрения новой технологии, исполкому — посылку рабочих на позднюю уборку ранних овощей, заводскому комитету — постройку яслей и нового детского сада, и одному лишь Кринкину не нужно было ничего от меня. Я не мог поверить в это. Почему? Что же это — сила привычки в том, что я существую для того, чтобы от меня требовали? Анекдот какой-то? Нет, не анекдот».

Говорят, что еще в младенчестве стали проявляться будущие черты этой сложной натуры. Дольше, чем обычные дети, сосал он грудь матери и вдруг укусил ее первым прорезавшимся зубом. Мать вскрикнула, а он засмеялся невинным смехом так, словно доставил матушке удовольствие, и тотчас же, опомнившись, заревел.

— Не плачь, миленький, успокойся, солнышко мое, — утешала его родительница, а он плакал и плакал и еще раз куснул материнскую грудь.

В школе Котю Баренцева ставили в пример другим детям. Аккуратно одетый, с чисто вымытыми ушами, он сидел на первой парте и смотрел на учителей преданными глазами.

Однажды преподаватель географии поставил ему тройку, а он, когда никто не видел, положил на учительский стул кнопку и первым кинулся на помощь географу.

В институте у Константина обнаружилась редкая способность писать правой и левой рукой. Правой он писал учебные задания, а левой — подметные письма.

Так продолжалось, пока Начертательный доцент не разоблачил его, сказав:

— Прохвост же ты, Варенцов, чистой воды прохвост!

Молодой человек мелко заморгал:

— Извините, у меня гены по линии троюродного дедушки со стороны матери.

Конечно, он бессовестно соврал, но при этом так искренне смотрел на Доцента своими чистыми голубыми глазами, что старик сжалился:

— Ладно, так и быть, не дам этому делу хода, а ты больше не смей.

— Ни за что не буду, — пообещал Варенцов и в тот же вечер напечатал на пишущей машинке тайное письмо на Доцента.

Когда он окончил институт и пришло время распределяться, он пришел в Комиссию и сказал:

— Хочу послужить Родине на самом ответственном участке, прошу направить меня в отдаленные края, в город Безыменск.

— В Безыменске не требуются специалисты вашей профессии, — объяснил секретарь.

— Ах, — вздохнул Варенцов, — как жаль!.. Пока молод, хочется испытать трудности, работать там, где вечная ночь и нет водопровода.

— Похвально! — сказал председатель и, вынув платок, трубно высморкался, чтобы скрыть волнение. — Идите, мы решим!

Когда Варенцов ушел, Комиссия провела небольшое совещание.

— Нет, вы подумайте, — взволнованно сказал секретарь, — чего только молодые люди не проделывают, стараясь остаться в столице: женятся, выходят замуж, справки от врачей раздобывают, а этот сам рвется на передний край.

— Именно, — подтвердил председатель, — сразу видно: передовая личность.

— Заслуживает внимания, — кивнул головой член Комиссии, который, как правило, не говорил ни о ком ничего хорошего.

Единодушным голосованием Комиссия оставила Варенцова в центре и распределила его в Добровольное общество по внедрению и распространению.

В это время Общество готовилось к перевыборам правления. В такие дни члены Общества шепотом переговаривались, как поступить с Председателем. Оставить его или забаллотировать.

Костя Варенцов сидел за своим столом, не поднимая головы, но у него был абсолютный слух, и он слышал не только то, что говорили в комнате, но и за ее стенами. Он даже стал посещать курилку и мужественно курил, хотя терпеть не мог табачного дыма.

Через месяц он записался на прием к Председателю.

— Садитесь, — сказал глава Общества, любуясь застенчивым молодым человеком.

— Извините, я лучше постою, укрепляет икры.

— Садитесь, здесь не стадион.

Костя сел так, что казалось, будто он продолжает стоять.

— Работаем? — спросил начальственным голосом Председатель.

— Работаем, — опустил глаза Варенцов.

— Есть претензии?

— Нет.

— Что привело?

— Вот, — засмущался Варенцов, — некоторые неуместные мнения о вашей особе.

И он протянул Председателю бумажку, написанную левой рукой.