Корбан Эддисон - Слезы темной воды

Меган проследовала за разношерстной компанией работников гуманитарных организаций к гравийной площадке, заполненной белыми внедорожниками с логотипом УВКБ – агентства ООН по делам беженцев. Там они дождались грузовика с кузовом без бортов, доставившего их багаж с самолета Всемирной продовольственной программы, на котором они сюда прилетели из Найроби. Меган взяла свой чемодан и засунула в машину, в которой еще трое работников – судя по разговору, европейцев – ехали с ней в лагерь ООН.

Впервые после того, как она взялась за дело Исмаила, Меган почувствовала, что начинает понимать подоплеку случившейся трагедии – не все, разумеется, но некоторые ее стороны. Банальная история, рассказанная юным сомалийцем агентам ФБР на «Трумэне», была ложью. Западные СМИ подхватили ее, не вдумываясь, потому что она усиливала их предубеждение против мусульман и параноидальный страх перед террористами. Только они вывернули ее наизнанку. Исмаил не был последователем «Шабааб», он был их жертвой.

Она почувствовала подвох с самого начала. Во время первой встречи она провела с ним своего рода тест: попросила описать Паркеров. Поначалу он был молчалив, но она продолжала задавать ему наводящие вопросы и постепенно разговорила. Особое внимание она уделила его манерам, подмечала каждый оттенок выражения лица, каждый неосознанный жест, каждую модуляцию голоса и не увидела никаких отклонений, характерных для хладнокровных убийц. Он говорил о Дэниеле и Квентине с уважением, даже почти с восторгом, вспоминая способности Квентина к изучению сомалийского языка, глянцевый фотоальбом Дэниела и музыку, которую Квентин включал на стереосистеме яхты со своего «айфона». Впоследствии она записала в своем блокноте: «Пол был прав. Он не тот, за кого себя выдает. Но тогда кто он? И зачем ему этот маскарад?»

Эта загадка пленила ее. По мере того как шли недели и следователи открывали все новые и новые подробности перестрелки, Меган все глубже уходила в изучение дела, думала о нем днем и ночью, нередко в ущерб своим богатым клиентам. Исмаил признался, что сам стрелял, но отказывался говорить почему. Он не опровергал, а, наоборот, подтверждал заявления своей команды о его связи с «Шабааб», но вел себя совсем не как джихадист. Этому существовало лишь одно разумное объяснение: он играл в покер на большие ставки с противником, которого ей еще предстояло вычислить.

Она посмотрела в окно внедорожника, въезжавшего в Дадааб – запутанный лабиринт земляных дорог, убогих лачуг и обветшалых магазинов. Все, кого она знала, отговаривали ее от поездки сюда, все, кроме Пола, который понимал причины ее почти фанатической преданности клиентам, которым светила высшая мера. Перед тем как забронировать билет, она позвонила ему. Прямо он в этом не признался, но она знала, что похищение американских работников гуманитарных организаций стало причиной того, что он покинул Колорадо до Нового года. Он дал ей два совета: «Хорошо проверь свою охрану и будь предельно осторожна в лагере. Если хоть что-нибудь покажется тебе подозрительным, сразу убирайся оттуда».

Меган стала рассматривать лица местных. Большинство были этническими сомалийцами. Мужчины в западных брюках и рубашках, женщины в разноцветных абайях и головных платках, которые оставляли открытым только лицо, кисти рук и ступни, провожали машины ООН настороженными взглядами. Благодаря проведенным исследованиям, ее это не удивляло. За прошедшее столетие земля Сомали перекраивалась британцами, французами и итальянцами, дробилась на части мирными договорами с Эфиопией и Кенией, подвергалась вторжению эфиопов (поддерживаемых американцами) и служила причиной конфликта между Соединенными Штатами и «Аль-Каидой». Даже когда международное сообщество предлагало помощь, зачастую делалось это для достижения каких-то геополитических целей. Неудивительно, что обычные сомалийцы предвзято относились к Западу.

Через несколько минут внедорожник подъехал к воротам, защищенным по сторонам укрепленными бетонными стенами и охраняемым сурового вида военными с автоматами. Охранники проверили их документы и пропустили. Когда они попали внутрь, Меган поняла, что бетонные стены – это всего лишь первое из многочисленных оборонительных сооружений. За ними находилась целая сеть из лагерей поменьше, каждый из которых был окружен собственной стеной, имел защищенные ворота и вооруженных охранников.

Когда они добрались до лагеря УВКБ, Меган и ее спутникам пришлось пешком идти в сопровождении охранника к последнему контрольно-пропускному пункту с металлоискателем.

Наконец она вошла в лагерь и увидела кенийца, стоявшего на солнце рядом с радужным кустом бугенвиллеи.

– Госпожа Деррик, – произнес он по-английски с акцентом, – я Питер Мбуру из Отдела внешних связей. Добро пожаловать в Дадааб.

– Тут у вас настоящая крепость, – заметила она, пожимая ему руку.

Он беззаботно улыбнулся:

– К сожалению, это необходимость. В наших лагерях проживает четыреста тысяч сомалийцев. Большинство – беженцы. Есть и не беженцы. Мы не хотим рисковать. – Он указал на бунгало, окруженное цветущими растениями. – Прошу вас. Давайте обсудим ваше дело.

Он провел ее в кабинет с вентилятором, включенным на полную мощность, и сел за стол. Меган села напротив.

– Я изучил ваши меры безопасности. Ваш посредник, Барака, человек надежный, но я не знаю водителей, которых он нанял. Вы уверены, что хотите попасть в лагерь? Если вы подождете день-два, вероятно, мы сможем устроить вам встречу с Хадиджей прямо здесь.

Меган покачала головой:

– Она ждет меня сегодня. К тому же у меня слушания в Америке на следующей неделе. Барака сказал, что можно не волноваться – он пойдет со мной.

Питер пожал плечами:

– Когда он организует транспорт?

– В десять.

Питер взглянул на часы.

– Хорошо. Как раз успеем проинструктировать вашу охрану.

Когда время пришло, Меган и Питер отправились на стоянку машин и стали ждать Бараку. Стоя там под обжигающим солнцем, из-за которого ее воротник уже пропитался потом, и думая о предстоящей поездке, она чувствовала тревожную дрожь. Лагерь беженцев Дагахали являлся самым северным аванпостом Дадааба, в сорока минутах езды от города и всего в пятидесяти пяти милях от сомалийской границы. Барака – кенийский посредник, рекомендованный одним знакомым журналистом в Найроби, – обещал, что поедут они на двух легких грузовиках в сопровождении четырех вооруженных полицейских. Но дальше этого его гарантии не распространялись. Водители и полицейские были для нее незнакомцами, и она платила им сущие гроши, во всяком случае по американским стандартам. Даже если они были честными людьми, ей с трудом верилось, что они станут ради нее рисковать жизнью.