Джузеппе Д`Агата - Римский медальон

— Спал я действительно неважно. Но, извини уж, не из-за тебя.

— Ты гадкий! А я-то решила, что все эти афиши с сообщениями о твоей лекции — лишь предлог, и ты явился в Рим, чтобы отыскать меня.

— Нет, дорогая, это не предлог. Мне действительно придется прочитать объявленную лекцию, и виноват в этом он. — Эдвард указал на Пауэла. — Его рук дело. Может, ты все же присядешь?

— Вы говорите о работе. А это скучно! Вообще-то я заглянула сюда только для того, чтобы напроситься на ужин. Сегодня вечером я свободна. Эдвард, сокровище, ты слышишь? Барон Россо уедет по делам.

— А чем он занимается, кстати? — скорее из вежливости поинтересовался Эдвард.

— Торговля картинами, антиквариатом и тому подобными вещами. Представьте себе, на прошлой неделе он купил партию шпаг и алебард!

— Барон убежден, что сегодня на рынке существует спрос на алебарды? — Пауэл начал раскуривать сигару.

— Он найдет способ проникнуть в Ватикан и продать их там швейцарским гвардейцам.

Пауэл и Оливия рассмеялись.

— Помнишь, Джордж, тот вечер, когда ты пригласил меня на ужин и попытался соблазнить?

— Прекрасно помню. Потому что мне это не удалось.

— Еще бы, дорогой. Ты напился в стельку.

Слова эти были сказаны словно нарочно, чтобы напомнить Эдварду о Лючии и о его ночном приключении. Он опять перенесся мыслями к событиям прошлой ночи и слушал болтовню Оливии вполуха.

— Представляешь, он решил напоить меня. Весьма оригинальный способ. Но я-то выдержала, а он чуть не оказался под столом. — Оливия допила виски. — Ну ладно, я пошла. А то стоим тут в халатах, словно в сцене из фильма, запрещенного детям до шестнадцати.

— А я — режиссер, что ли? — усмехнулся Пауэл.

— Все может быть! Чао, Джордж. Надеюсь, еще увидимся. Впрочем, я очень занятая женщина. И прекрасно переношу алкоголь. — Эдвард проводил ее в коридор. — Чао, Эдвард, и спасибо за любезное приглашение.

— Какое?

— Приглашение на ужин. Которое ты непременно сделаешь мне, позвонив через пару часов.

Она вышла, а профессор вернулся в номер. Пауэл покачал головой:

— Бедная Оливия. Она себя сжигает. А вы откуда ее знаете?

— В Лондоне у нас была одна компания. Я был знаком и с ее мужем. Вчера Оливия сообщила, что он умер.

— А кто этот барон Россо?

— Некий Салливан. Вчера она представила нас друг другу.

Пауэл скривил рот:

— Так она все еще с этим типом? Я думал, между ними все кончено.

— А в чем дело?

— Скользкий тип. И не в ладах с законом. Различная контрабанда… Вы только что упомянули галлюциногены. Почему бы вам не поинтересоваться о них у Салливана? Думаю, он и в этой области специалист.

— Вот как? — Эдвард серьезно встревожился. — Будем надеяться, что Оливия не…

— …не употребляет наркотики? Это вы хотите сказать? Будем надеяться, что нет. Мила, конечно… но что-то есть в ней жалкое. А женщины обычно вызывают у меня совсем другие чувства.

— Ваша секретарша, — без всякой связи вспомнил Эдвард. — Как ее зовут?.. Барбара?.. Удивительное сочетание ума и красоты.

— Хороша, хороша… Даже слишком. Слишком молода. Что смеетесь? Вспомнили историю про лису и виноград? Эх, ваша правда… — Пауэл посмотрел на часы и поднялся. — Дорогой Форстер, мне пора. Почти полдень, и меня ждет скучнейшая церемония. В одном весьма впечатляющем, но не очень веселом месте. На протестантском кладбище. Знаете? Его еще называют английским. Это на южной окраине Рима.

— Дорогой Пауэл, это же сфера моих интересов… Английские романтики и прочее. Там ведь Байрон похоронил своего друга Шелли. Хотя, признаться, я там ни разу не был.

— Я не слишком большой любитель некрополей, — Пауэл вздохнул с притворной скорбью, — но старое английское кладбище… Я ведь патриот, в конце концов. Кстати, может, поедем вместе?

— Нет, Пауэл, возможно, в другой раз. Хочу отдохнуть, собраться с мыслями. А вам спасибо. Вы здорово мне помогли.

— До свидания, Форстер. Созвонимся. Обсудим еще некоторые детали, связанные с вашей лекцией. Малышка Барбара, разумеется, в вашем распоряжении. Но не сомневаюсь, что вы джентльмен. Шучу, шучу… Ну, разве что она сама проявит инициативу… — Пауэл в сопровождении Эдварда направился к выходу. — И не пренебрегайте моим советом — дайте объявление в газеты. «Утеряна такая-то сумка. Предлагается вознаграждение».

Пауэл был уже в дверях, когда в комнате зазвонил телефон. Эдвард вернулся и снял трубку:

— Алло?

Это был портье.

— Алло, добрый день, профессор. Вам звонят из города. Соединяю.

— Алло! — повторил Эдвард.

Говорил мужчина:

— Алло, профессор Форстер?

— Да, это я.

— То, что вы ищете, профессор, находится на английском кладбище.

Эдвард сначала не понял:

— Алло, алло! С кем я говорю?

Мужской голос невозмутимо повторил:

— То, что вы ищете, находится на английском кладбище.

В трубке раздался щелчок, связь прервалась. Озадаченно качнув головой, Эдвард вернулся в коридор.

— Знаете, Пауэл, — Эдвард посмотрел на стоящего в дверях атташе, — я передумал. Еду с вами. Сейчас переоденусь, и в путь.

Нехорошо, конечно, что один из римских преторов начала нашей эры страдал манией величия. Однако именно ему Рим обязан своей единственной пирамидой, так и названной в честь покойного претора — пирамида Кая Цестия. Беломраморное это сооружение прекрасно смотрелось сквозь зелень кладбищенских кипарисов, а старая часть кладбища походила скорее на парк. Тут и там возвышались среди травы надгробия. На скамеечках сидели с томиками стихов романтично настроенные посетители. Кто-то прохаживался среди памятников, бормоча наизусть все те же романтические вирши, отвратившие в свое время от благонамеренной обывательской стези столько пылких голов…

Птицы пели, как в раю. И весеннее итальянское небо сияло спелой синевой.

Служитель, к которому Эдвард обратился с осторожным вопросом, покачал головой:

— С сумкой, говорите? Не помню, синьор. Здесь у нас за день столько народу проходит. Одних туристов… — Он искренне сожалел, что не может помочь. — Да вы поищите на другом конце кладбища, ближе к часовне.

Эдвард не спеша зашагал в ту сторону, куда указал служитель. На одной из скамеек он заметил девушку в длинном белом платье, сидевшую, склонив голову над книгой. Если бы ветерок не шевелил подол платья и распущенные волосы, ее можно было бы издалека принять за изваяние.

— Лючия!

Девушка удивленно обернулась на возглас.

Нет, это была не Лючия.

— Прошу прощения, синьорина, — смутившись, пробормотал Эдвард. — Я принял вас за другую.

Досадуя на свою оплошность, он пошел дальше. Остановился у могилы Шелли. Представил себе день, когда лорд Байрон, герой его исследований, хоронил здесь своего друга. Понаблюдал игру света и тени на аллеях некрополя.