Марина Вишневецкая - Вышел месяц из тумана

Но ведь я об Анюше хотел. Мы познакомились с ней потому, что моя истеричная жена и на другой день, когда Аня перезвонила…

Стоп. Клочок. Кто-то смял. Начал рвать и не стал? От руки. Круглый почерк.

«Устами Лидии: 9 дней (на похороны не успела). С ней все откровенны. Монологи С., Т. и А. с ее комментариями (не без яда). Жрица смерти, так ничего и не понявшая. Предсмертная запись „17:51. Анна-Филиппика, я тебя любил“ сделана в простой тетрадке. Милиция ее не изымает. Тетрадку находит Лидия, пришедшая в мастерскую поживиться. Она якобы ищет свои к нему письма, на самом же деле – удавку, на память, м.б., их у него было две. Она знает от Семена, что экспертиза показала: той, роковой, он пользовался неоднократно. Рассуждения Лидии о редком мужестве В., не раз и не два вводившем себя в пограничное состояние. И тут же паскудное любопытство: а бывала ли при этом эрекция, как пишут в специальной литературе? И тут же – бессмысленно повторяет какие-то важные для него фразы (но – непостижимолость!). Однако все это — только фон ! Только рыбий скелет, на который она нарастит требуху своих страданий: развод с норильским Колей, поиски в Москве хотя бы фиктивного брака. Среди прочих кандидатов…»

Не я ли? А я-то где?

На обороте – какая-то закорючка, так ручку расписывают.

Я не коверный – паузы мной заполнять!

Что за Лидия? Мы-то с Аннушкой к ней при чем?!

Бедная моя девочка, которой все это еще предстоит!.. Ужасно, конечно. Ужасно.

«17:51» – ни месяца, ни числа. Нет, что я… я не тороплю.

Да и это, возможно, лишь розыгрыш. Провокация. Ну конечно. Кто же станет в четвертой главе раскрывать содержание пятой? Это только манок. Сена клок – впереди угрюмой читательской морды. Как без этого? Да никак.

«Среди прочих кандидатов…» Я, положим. И вот тогда-то, когда Аня увидит, как ухлестывает за мной эта, судя по всему, роковая особа,– Аня, пережившая горечь утраты… Это даже правдоподобно! И элегантно с точки зрения сюжетосложения: треугольник четвертой главы, вершиной которого была Аня, преображается в новой главе в треугольник, вершиной которого оказываюсь я! Таким образом получается ромб, присоединяя к которому еще один смежный треугольник с двумя новыми вершинами (Галик – Тамара), мы получим еще более любопытную фигуру, после чего развернем ее в пространстве, добавим новую грань (Галик + его молоденькая пассия) – и в результате получим законченный тетраэдр, или – пирамиду, у входа в которую – грозным эпиграфом – посадим (или уже посадили?!):

– Кто утром – на четырех ногах, днем – на двух, вечером – на трех?

А что? Я как литконсультант пользую не одних графоманов. И – бывает, благодарят!

Когда на водоросли наступаешь, они источают запах моря – йода, вернее.

Посмотрим! Сюжет – он на то и сюжет. К счастью, мы не у Кафки в гостях. Это Кафка себе мог позволить сказать: человек, особенно в молодости, преувеличивает вероятность развязок. Мы хотим, чтобы ружья стреляли! (А удавки давили? Но ведь я здесь… Я путник. Я путейный смотритель. Скорее рассматриватель даже. Вот, ракушку увидел. Могу наклониться и подробно живописать!)

Голоса не слышны. Издали кустарник казался пониже. Нет, с меня ростом! Голые ветви в колючках… И не понять, полосой он здесь тянется или массивом… Как будто бы и голоса! Надо брать, очевидно, левей.

Находку порву. На мельчайшие кусочки! Лидия какая-то с людоедским оскалом. Блеф. Глупо клевать на такую наживку.

Но если все-таки так… Аня сразу переберется ко мне. Постоянное присутствие живого человека ей будет необходимо. Свой тыл в коммуналке не сдаст – слишком дорого дался. Я соглашусь на этот тошнотворный перевод с дюжиной трупов и бессчетностью коитусов (коитус, ergo sum?)… Плюс Анюшино скромное жалованье и генеральский паек. Минус мой долг Катерине за половину жилплощади. Плюс Анютины загулы по подругам и мое удивление, переходящее в крик: для каких таких нужд ей нужна эта комната, почему нам не съехаться?.. Плюс-минус ее всегдашняя готовность за четыре минуты сложить чемодан: сам видишь, дорогой, для каких таких нужд! Ведь если Тамара уйдет от Всеволода… Эту линию автор, наверное, тоже пока имеет в виду. Он, возможно, еще не решил, он не знает – вот что!

Негромко – за кустарником – только голос и смятка из слов.

– Говорю вам! Он сам придет!– женский – внятно и хрипло.– Если это в принципе – он!

– А больше и некому!– гундосый мужской. Там Семен и Тамара!

– На корыте!– Анюша! Там Анюша еще!– Это в его стиле! Но он мог не увидеть, что здесь костер!

Я, Анюшенька, дым увидел. И пришел на него.

– Геша, сходим?

Я не вижу ее! И она вряд ли… Не может она меня видеть! Неужели почувствовала, что я здесь?

– Аня.

Тишина. Очевидно, я сказал это слишком негромко, чтобы…

– Если хочешь, пойдем, хотя лично я тоже согласен с Тамарой!– На автоответчике вот такой же чужой и корректный голос – мой: «Говорить начинайте после сигнала».

Я там с ними! И нам там славно. И ждут там, стало быть, не меня.

Анюша, конечно, надулась. Молчит!

– Геннадий, постойте!– (Это значит, я встал! и Тамара мне вслед?): – На полуслове! Кто же так рвет повествовательную ткань? Я закончу – вы зафиксируете…

– Читатели обчитаются,– умильно – Семен.

– Севка заблудится,– мрачно – Аня.

– Вы помните мою последнюю фразу? Значит, это пойдет прямо к ней встык: я оказалась заложницей своей собственной порядочности. Я пошла на это ради еще не рожденного ребенка – его ребенка! Не без мучительных колебаний и, да, скажу и об этом: не без некоторого отвращения! Геннадий, пусть вас не шокирует моя сверхоткровенность…

– Мы все здесь поставлены в похожее положение.– Я – и каким же извиняющимся тоном!

– Я никак не могла смириться с тем, что должна принять его из объятий другой! Моего, мной вылепленного мальчика! Я довольно обстоятельно в свое время и в своем месте уже описала, чего мне стоило отдать ей его. Но ни одна душа в целом свете не ведает, чего же мне стоило его принять! Я – есмь. Ты – будешь. Между нами – бездна.

– Томусенька, не томи!– Семен там прихлебывает что-то; из родника?– А то читатели звонят и спрашивают: будет ли продолжение и как в дальнейшем сложилась судьба Галика и Тамары?

Лучше бы я в те дни твердила молитву. Но я твердила Цветаеву!

И какое-то перешептывание. Я не слышу! Тамаре оно ничуть не мешает. И, значит, не я там отвлекся. Наверно, Анюша с Семеном.

Тамара же:

– Роль его матери на этом этапе наших отношений – не последняя, странная, в чем-то зловещая роль! Разберемся подробней. В свое время ее ко мне ненависть-ревность не знала границ. Чтобы не повторяться, напомню только эпизод, описанный выше – историю на волейбольной площадке, где Валентина меня поджидала с учителем физкультуры, и ужасную сцену на нашей лестничной площадке, учиненную к тому же в присутствии Всеволода. Однако решимость Галика, вполне мимолетная, как оказалось в дальнейшем, связать свою судьбу с девочкой, мать которой дважды пытались лишить родительских прав, одним словом, с потомственной алкоголичкой, в корне изменила мои отношения с Валей. Теперь, когда девочка забеременела, а она решила во что бы то ни стало расстроить этот брак, все свои надежды она связала со мной. Но я-то об этом – ни сном, ни духом!..