Сергей Парфёнов - Виа Долороза

– От себя хочу добавить, – добавил посол. – Что, раз уж здание нашего посольства находится рядом с вашим, то я прикажу держать ворота открытыми… На случай, если вдруг потребуется ваша срочная эвакуация…

– Этого не потребуется… – твердо произнес Бельцин, но уже через полчаса весь персонал аппарата президента, захватив всё необходимое с рабочих мест, потянулся к подземному бункеру… Это молчаливое шествие было красноречивее всяких слов…

А в это время на Краснопресненской набережной, как предвестник несчастья, гулял шальной, холодный ветер. Толпы пикетчиков замерли перед домом правительства в тревожном ожидании.

И вдруг, как искра по бикфордову шнуру, пронеслось:

– Идут! Идут! Со стороны Кутузовского проспекта!

Началось… Народ заволновался… Хотя нечто подобное ждали, но беда, как оказалось, все равно приходит неожиданно.

– На мост! Все на мост! В цепь! Все в цепь! – начал выкрикивать в мегафон неизвестно откуда появившийся подполковник в длинном болотного цвета плаще. Народ ринулся к Калининскому мосту. Там из людей стала выстраиваться живая стена. И тут произошло неожиданное… Одними из первых в заграждение встали женщины, решительно потеснив собой мужчин. Самое удивительное, что это были не какие-нибудь экзальтированные особы, пришедшие сюда за порцией адреналина – нет, это были серьезные, умудренные жизнью дамы, обремененные семьями, детьми, большинству за сорок. Их попробовали оттеснить – не тут то было! Не слушая уговоров, они настойчиво продолжали протискиваться вперед. Оказавшись впереди колонны, женщины образовали небольшую цепочку, растянув перед собой самодельное полотнище. На белой материи красной краской размашисто было намалевано: "Солдаты, не стреляйте в своих матерей!"

Игорь Таликов с Ильей тоже оказались в первых рядах этого живого щита. Илья вытащил из внутреннего кармана куртки бутылку с зажигательной смесью и сунул её за пояс. Потом зачем-то похлопал себя по карманам в поисках зажигалки – видимо, наличие этого нехитрого вооружения придавало ему уверенности. Стоящий справа от него Игорь, обхватил его запястье. Слева тоже кто-то схватил Илью за руку, – Илья почувствовал чью-то сухую, шершавую ладонь. Обернувшись он увидел, что рядом стоит тот самый старый еврей, который угощал их на площади чаем и мацой.

– О, дед! И ты здесь? – удивленно воскликнул Илья.

Старик окинул его презрительным взглядом из-под широкополой шляпы.

– Я знаю, что вы хотите сказать, молодой человек… Нда-с! Что не место тут для такого старого человека, как я! Только я, знаете ли, уже стар, чтобы бегать… Так, что если не возражаете, я тут постою…

Илья виновато шмыгнул длинным носом.

– Ладно, дед! – в голосе его послышались примирительные нотки. – Ты на меня не обижайся… Помнишь, у Вольтера есть такая фраза – "я не разделяю ваши убеждения, но я готов умереть, чтобы вы могли жить свободно"…

Но старый еврей, видимо, не собирался идти на мировую.

– Вольтер не так сказал, молодой человек! – сердито пробурчал он. – Вольтер сказал: "Я ненавижу ваши убеждения, но я готов отдать жизнь, чтобы вы их могли свободно излагать!" Вот так, вот… Нда-с!

– Ну, где два еврея, там, как известно, три мнения… – изрек Илья и тревожно уставился вдаль. Действительно, спорить уже было поздно – вдали, за мостом хищно колыхались яркие огоньки фар. Так же, наверное, было где-нибудь в Вильнюсе, когда танки бронированной волной накатывались на стоящих у телецентра людей. Только на этот раз почему-то не было слышно надсадного лязганья гусениц – видимо, шли бронетранспортеры. Шли ходко – огни становились все ярче, ближе, по всему выходило, что через несколько секунд железная армада протаранит живую стену. Вдруг отчетливо представилось, как под широкими ребристыми колесами начнут с противным треском лопаться кости и начнет корчиться исковерканная человеческая плоть… Кто-то задрожал, кто-то стал ругаться (негромко, но матерно), кто-то до боли сжал руки соседа, но людская стена стояла твердым монолитом – никто не струсил и не побежал.

– Не бойтесь, товарищи! – вдруг взвился над толпой пронзительный голос. – Это наши!

Народ с трепетом стал вглядываться в приближающиеся огни. Действительно, шли не бронетранспортеры – грузовики… Машины подъехали к возбужденно колышущейся людской массе и водители удивленно выглянули из кабин. Пару секунд длилось настороженное молчание, а потом живая стена сломалась… Машины окружили, обступили со всех сторон, начались расспросы. Оказалось, что это машины с продовольствием для защитников Белого дома!

Водители, прорвавшись сквозь толпу, добрались до кузовов открыли двери фургонов. А там!.. На широких деревянных поддонах (обычно на таких подвозят хлеб) аккуратно были разложены куски пиццы, бутерброды с колбасой и румяные пирожки. Рядом, в деревянных ящиках ровными рядами стояли бутылки с жестяными пробками.

Еду начали раздавать здесь же, прямо у машин. Докторская колбаса, которую за бесцветный вкус обычно называли "бумажной", после пережитых волнений казалась почти деликатесом. Илья одним из первых успел урвать себе провизию и теперь тащил это аппетитное богатство, крепко прижимая к груди.

– Смотри, надыбал! – произнес он гордо, подходя к Игорю.

Игорь, увидев зажатую в руках у Ильи пиццу, нетерпеливо сглотнул, а потом удивленно нахмурился, заметив торчащее у друга из-под мышки тонкое горлышко с желтой пробкой. Илья, перехватив его взгляд, вытащил из-под мышки бутылку и сказал:

– "Столичная"! Ребята-предприниматели обеспечивают… Выгоним коммуняк, ещё не так заживём! На-ка! – он по-братски отломил товарищу половину пиццы.

Игорь взял и алчно откусил. Пицца (теплая, свежая) сама таяла во рту. Илья голодным волчонком принялся за оставшуюся половину. Прожевав кусок, он сорвал за язычок пробку с бутылки.

– Ну… Чтоб, не по последней… – произнес он и опрокинул бутылку в рот.

Бутылка забулькала, к ее донышку побежали резвые пузырьки. Оторвавшись, Илья протянул бутылку товарищу. Игорь, сделав короткий глоток, вернул бутылку обратно. Тогда Илья укоризненно сузил глаза.

– Отстаешь, старик… – сказал он.

– Не гони! – ответил Игорь, снова принимаясь за аппетитную пиццу.

Илья ехидно прищурил глаза. Спросил:

– А знаешь, что главное в водке, старик?

– Что?

– Главное – это тара!… Потому, что каждая такая бутылка – ещё одна граната… Понял? – и Илья похлопал по бутылке, засунутой за пояс.

Но вскоре тонкий нос у него стал наливаться сизой каплей, лицо порозовело, набрякло. Икнув, он спросил:

– Кстати, старик, у тебя двушки не найдется? Надо в общагу позвонить, а то Ленка уже, наверное, психует…

Игорь порылся в карманах куртки и, вытряхнув на ладонь мелочь, протянул Илье медную монетку. Илья сжал ее в кулаке и сказал нетвердым голосом: